Да, Твен знал эти странности женского сознания. На протяжении всей своей жизни очень уважительно относился к женщинам. Он понимал женскую психологию.
У него были только дочери, сынок умер очень маленьким. Он и о внучках мечтал и, оставшись один, охотно общался с чужими детьми, преимущественно девочками. Марку Твену, видимо, был очень по сердцу женский мир – он умел общаться с женщинами, раз постоянно для душевной радости искал тех, кто является обычно самыми светлыми, чистыми и добрыми созданиями на свете – девочек. Его дочери росли в атмосфере безграничной любви, уважения, они всегда знали, что очень дороги их постоянно работающему в кабинете или пропадающему на бесконечных встречах или турне отцу. Они купались в этой любви, они возвращали ее обратно – отцу, маме, сестрам.
Марк Твен был не отец, а чудо.
«Мы осыпаем детей подарками, но самый ценный для них подарок – радость общения, дружбу – мы дарим нехотя и растрачиваем себя на тех, кому мы совершенно безразличны. Однако в конце концов мы получаем по заслугам. Приходит время, когда нам больше всего на свете нужно общество детей, их внимание, и нам достаются те жалкие крохи, которые прежде приходились на их долю».
«Нет времени – так коротка жизнь – на склоки, извинения, желчь и призвания к ответу. Есть только время, чтобы любить, да и на это, так сказать, есть лишь мгновение».
Первый раз Сэм Клеменс влюбился еще в школе. Одноклассницу звали Лаура Хокинс. Она стала прототипом Бекки Тэтчер в книге «Приключения Тома Сойера». Она жила в доме, что стоял напротив дома семьи Клеменс. Будущий писатель ухаживал за возлюбленной не так активно, как Том Сойер, но угощал ее яблоками и конфетами. Но скоро Сэм уехал работать – и чувству не суждено было разгореться.
Через всю жизнь и творчество писателя лейтмотивом проходит тема прекрасной возлюбленной – музы, дамы сердца. Она являлась Марку Твену во снах. Он подробно описывал эти сны.
«Впервые мы встретились с ней, когда мне было 17 лет, а ей 15. Это было во сне. Нет, мы не встретились с ней; я нагнал ее. Это произошло в деревне на Миссури, где я никогда до сих пор не бывал. По существу говоря, я и теперь там не был, ибо находился на Атлантическом побережье, на расстоянии 1000 или даже 1200 миль. Все это случилось внезапно, без какой-либо подготовки, – именно так, как всегда бывает во сне. Вот я перехожу деревянный мост с деревянными перилами, а вот и она, в пяти шагах от меня. За полсекунды до того никого из нас на мосту не было. Здесь – конец деревни, которая осталась позади нас. Последний дом – кузница. Сзади слышится мирный и добрый стук молота, – звук, всегда кажущийся отдаленным и всегда окрашенный настроением одиночества и чувством тихого сожаления о чем-то невыясненном. Вперед убегает извилистая проселочная дорога; по одну сторону – лес, а по другую – невысокая изгородь. На верхушке дерева сидит трясогузка, а навстречу к ней торопится белка, изогнувшая хвост наподобие пастушеского посоха. За изгородью тянется овсяное поле. Далеко-далеко стоит фермер без пиджака и в соломенной шляпе. Никакого другого признака жизни. Повсюду – воскресная тишина.