Всегда солдат

— Шутит человек. Да вы уж больно пугливы.

— А ты, дядя, нет? — с вызовом произнес один из новичков.

— Я-то? Посильнее тебя буду, парень!

— Как так?

— А вот так. Ну-ка, потеснитесь. Погутарим малость.

Тит Павлович втиснулся в круг, сел на пол и заговорил. Я не прислушивался к словам, видел только, как новички иногда хмурились, иногда улыбались. Раза два камеру взрывал дружный смех.

— Слово, ребята? — произнес под конец Тарануха и поднялся.

Ближние к нему пленные согласно закивали.

— О чем это вы? — спросил Рощин, когда Тарануха вернулся на свое место.

— Завтра, если сменится наш надзиратель, — тихо сказал Тит Павлович, — вы двое уйдете с пленными.

— Как?

— Увидишь.

Утром в тюрьме опять начался переполох. Надзиратели, заступившие на дневную смену, по всем камерам искали вчерашних пленных.

— Посмотри, может, они в тридцатой, — приказал кто-то.

— Давайте, хлопцы, быстро в тот угол, — скомандовал Тарануха. — А вы, — он посмотрел на нас с Рощиным, — втиснитесь в самую середку. Ребята предупреждены. Под шумок двое проскочите. Живо!

Я встретился с Титом Павловичем глазами. Он понял мой безмолвный вопрос.

— Стар я для вашей компании. На меня могут обратить внимание, и тогда… Да и со своими не расстанусь. Ясно? Ну, прощайте, хлопцы!

Тарануха решительно подтолкнул нас к пленным. Только мы затесались в их ряды, распахнулась дверь. Показался надзиратель.

— Не наш! — с облегчением прошептал Рощин.

— Эй, не у вас ли вчерашние пленные? — крикнул надзиратель.

— Здесь, здесь!

Новички гурьбой двинулись к выходу.

— Сколько вас?

— Двадцать семь, — ответил Тарануха. — Вот они, все гуртом держатся. Сосчитай.

— Двадцать семь, — дружно подхватили пленные.

— Напутали, значит, вчера. Выметайтесь, да поживее! Потом поздно будет. Враз в особый список угодите.

Я оглянулся: Тит Павлович еле заметно кивнул. У меня торопливо забилось сердце.

Снова на восток

Побег

Из тюрьмы мы попали в Конотопский лагерь военнопленных, но пробыли там недолго. В декабре пленных стали эшелонами отправлять на запад. Случилось так, что при комплектовании партии потерялся Рощин. Нашу партию в составе пятисот человек вывезли в Винницкую область.

Двадцать пятого декабря мы прибыли в Калиновский лагерь. Располагался он на окраине села, носившего то же название. Рядом проходила железная дорога.

Разместили нас в бывшей колхозной конюшне. Помещения не имели крыши, в них гулял ветер, пол был засыпан снегом, перемешанным с соломой и сеном. В день нашего приезда ударил мороз. Поэтому в первую же ночь многие пленные сильно обморозились, а двое так закоченели, что не могли двигаться. К вечеру, когда мы вернулись с аэродрома, где расчищали взлетно-посадочную полосу и укатывали снег, эти несчастные впали в беспамятство. Нам приказали бросить еще живых людей в траншею, вырытую на краю лагеря. Но пленные отказались повиноваться.

Охранники дали в воздух очередь из автомата. Тотчас за лагерем, у бревенчатого домика, где жили конвоиры, прозвучал сигнал тревоги. Часовые, дежурившие по ту сторону колючей проволоки, забрались на угловые вышки. Дула пулеметов повернулись внутрь лагеря.

В конюшню ворвалось десять солдат. Нас оттеснили к стенам. Офицер жестом велел убрать умирающих, но никто не шевельнулся. Тогда гитлеровец приблизился к переднему ряду нашей шеренги и рванул к себе одного из заключенных. Измученный человек не удержался на ногах. Стоявший поблизости конвоир пнул его сапогом в спину и указал автоматом на умирающих.

Таким же порядком выбрали еще троих носильщиков. «Доходяг» унесли. Конвоиры покинули лагерь, пленные разошлись по своим местам.

— Сматывать удочки нужно отсюда, да поскорее, — раздалось за моей спиной.

Я обернулся. Круглолицый Алексей Лопухов, с которым я познакомился по дороге на аэродром, поманил меня пальцем. Мы вышли во двор.

— Бежать надо, Серафим, — быстро зашептал Лопухов. — Все одно здесь гибель…

— А как это сделать?

— Надо обмозговать. Можно на «ура», по пути на аэродром, рывком из колонны.

— Мертвое дело, Алеша. Кругом голая степь, скрыться негде. Пристрелят. Нужно через проволоку.

— Под пулеметами?

— До пулеметов, думаю, дело не дойдет.

— А как подберемся к забору? Часовые открывают огонь за двадцать — тридцать метров. А спирали из колючки? Они почти по метру высотой, с той и другой стороны… Нет, надо на «ура».

— Ты послушай, — и я поделился с Лопуховым своими думками.

Мой план был несложен. Несмотря на сильную охрану, возможности для побега имелись. Преодолеть препятствия из колючей проволоки не представляло большого труда. Для этой цели требовалась широкая доска или пара бревен.

— Доску от уборной отдерем, — предложил Алексей.

— Не нужно лишнего шума. Около уборной лежат бревна. Я уже прикинул на глаз: по длине подходящие.

— А дальше?

— Дальше все зависит от нашей расторопности, случая и погоды. Надо ждать либо темной безлунной ночи, либо снегопада.