Всегдай

Мы поехали с Вами в автомобиле сумасшедшемЛепечущим по детски – в Папуасию Краснокожую.Фонари не мигали… Мы забыли зажечь их…И погода была очаровательно-хорошая.Сморщенный старикашка на поворотах с сердцемТрубил прохожим и они разбегались озабоченно.Мы верили во что-то (Ах, всегда нам верится,Когда мы рядом испуганной ночью!)

По рытвинам выйти нам за ухабы и шлагбаумыБыло легко и весело и, кроме того, надо же,Надо же уехать из столичной флоры и фауныИ порезвиться экзотично и радужно.На скалы наскакивали, о пни запиналисьИ дальше пролетали, хохотали и мелькали мы,Промоторили крематории и неожиданно, как в вальсе,В песках Сахары любовались на пальмы.Уехали из Африки и вдруг пред мотором морем

Заиграли дали, мы хохотали, старикашка правил;Мы в воду въехали и валом соленогорькимЗахлебнулись и умерли в сумерках яви.

«Год позабыл, но помню, что в пятницу…»

Год позабыл, но помню, что в пятницу,К entrée подъехав в коляске простой,Я приказал седой привратницеВ лифте поднять меня к Вам в шестой.

Вы из окна, лихорадочно-фиалковая,Увидали и вышли на верхнюю площадку;В лифт сел один и, веревку подталкивая,Заранее ласково снял правую перчатку.И вот уж когда до конца укорачиваяКанат подъемника, я был в четвертом –До меня донеслась Ваша песенка вкрадчивая,А снизу другая, запетая чертомИ вдруг застопорил лифт привередливо

И я застрял между двух этажейИ бился и плакал и кричал надоедливо,Напоминая в мышеловке мышей.А Вы все выше уходили сквозь крышуИ черт все громче, все ярче пелИ только одну его песню слышал  И вниз полетел.

1913. Москва.