«Всего еси исполнена земля Русская...» Личности и ментальность русского средневековья

5. Случаи пленения русских князей степняками имели место: в 1215 г. попал в плен к половцам сын Всеволода Большое Гнездо переяславский князь Владимир[51], в 1235 г. — киевский князь Владимир Рюрикович[52]; на Калке монголы пленили трех князей, в т. ч. киевского князя Мстислава Романовича

[53]. Но до 1185 г. известен только один факт такого рода: в 1154 г. половцами был захвачен Святослав Всеволодич, будущий киевский князь и один из героев «Слова о полку Игореве»; однако это случилось во время не похода в степь, а междоусобной войны, дело происходило на русской территории близ Переяславля, и Святослав был сразу же выкуплен своим дядей Изяславом Давыдовичем, чьими союзниками выступали половцы[54]. Таким образом, в 1185 г. впервые русские князья попали в плен к половцам на их территории, в результате русско-половецкого столкновения, и при этом захвачено было сразу четыре князя.

6. Уникальным фактом является побег князя из половецкого плена.

Таким образом, события 1185 г. включают в себя шесть уникальных фактов. В совокупности они не только содержали «мифологический заряд», позволивший автору «Слова» изобразить Игореву эпопею как картину гибели и воскресения мира[55], но давали небывалую доселе возможность осмысления в рамках христианской морали: грех (сопровождаемый отвержением Божья знамения) — Господня кара — покаяние — прощение. Такое осмысление прослеживается во всех трех произведениях, посвященных событиям 1185 г.

В повести Лаврентьевской летописи оно занимает почти половину текста (с особым упором на грех гордыни, послуживший, по мнению автора повести, стимулом для сепаратного похода): «Здумаша Олгови внуци на половци, занеже бяху не ходили томь лѣтѣ со всею князьею, но сами поидоша о собѣ, рекуще: „Мы есмы ци не князи же? Такы же собѣ хвалы добудем!“ …и стояща на вежах 3 дни веселяся, а рекуще: „Братья наша ходили с Святославомъ великим князем и билися с ними зря на Переяславль, а они сами к ним пришли, а в землю ихъ не смѣли по них ити, а мы в земли их есмы, а самѣхъ избили, а жены их полонены и дѣти у насъ; а нонѣ поидемъ по них за Донъ и до конця избьемъ ихъ; оже ны будет ту побѣда, идем по них и луку моря, гдѣ же не ходили ни дѣди наши, а возмем до конца свою славу и чть“. А не вѣдуще Божья строенья… Наши же, видѣвше ихъ (объединенные силы половцев. — А.Г.) и ужасающася и величанья своего отпадоша, не вѣдуще глаголемаго пророкомъ: „Нѣсть человеку мудрости, ни есть мужства, ни есть думы противу Господеви“… И побежени быша наши гнѣвом Божьимъ… от наших не бысть кто и вѣсть принеса за наше согрѣшенье. Гдѣ бо бяше в нас радость, нонѣ же въздыханье и плачь распространися. Исаия бо пророкъ глаголеть: „Господи, в печали помянухом тя“, и прочая… И по малых днѣхъ ускочи Игорь князь у половець; не оставить бо Господь праведного в руку грѣшничю, очи бо Господни на боящаяся его, а уши его в молитву ихъ. Гониша по нем и не обрѣтоша, яко же и Саулъ гони Давыда, но Богъ избави и, тако и сего Богъ избави из руку поганых…[56] Се же и здѣяся грѣх ради наших, зане умножишася грѣси наши и неправды. Богъ бо казнить рабы своя напастьми различьными — огнемъ и водою и ратью и иными различными казньми, хрестьянину бо многими напастьми внити въ царство небесное. Согрѣшихом казними есмы, яко створихом, тако и прияхом; но кажет ны добрѣ Господь нашь, но да никтоже можеть рещи, яко ненавидит нас Богъ — не буди такого! Тако любить, яко же възлюбилъ е, и страсть приять нас ради, да ны избавит от неприязни»[57]

. Концовка повести (от слов «Се же и здѣяся») содержит христианское осмысление эпопеи Игоря в концентрированном виде.

Повесть Ипатьевской летописи кратко говорит о прегрешении Игоря («не воздержавше уности отвориша ворота на Русьскую землю» — сетует на Игоря и Всеволода киевский князь Святослав)[58], содержит рассуждение о казнях Божьих («И се Богъ казня ны грѣхъ ради нашихъ, наведе на ны поганыя не аки милуя ихъ, но нась казня и обращая ны к покаянью, да быхом ся востягнули от злыхъ своих дѣлъ, и самъ казнить ны нахожениемь поганыхъ, да некли смиривошеся воспомянемься от злаго пути»)[59]. Но главное внимание здесь уделяется покаянию Игоря. На поле боя он произносит длинную покаянную речь, в которой трактует поражение как Божье наказание за свои грехи, в первую очередь за взятие русского города Глебова, и заканчивает выражением надежды на Божью милость: «Но владыко Господи Боже мои, не отригни мене до конца, но яко воля твоя, Господи, тако и милость намъ, рабомъ твоими»[60]. Рассказывая о жизни Игоря в плену, летописец вкладывает в его уста еще одно покаяние: «Азъ по достоянью моему восприяхъ побѣду от повеления твоего, владыко Господи, а не поганьская дерзость обломи силу рабъ твоихъ; не жаль ми есть за свою злобу прияти нужьная вся, их же есмь приялъ азъ»[61].