Эти слова не являлись воспоминаниями ранее прочитанного, вовсе нет. Александру не приходилось прилаживать усилия и вызывать стихи в памяти, он попросту слушал.
«А эти все в дорогих украшениях, побрякушках; зачастую писатели, и бизнесмены одновременно».
И снова клипы с красавицами – беленькими, без изъянов на лицах и телах. Александр ощущал их физическую чистоту, верил, что они ждут его, примут с радостью, и он станет таким же блестящим, без лишних заморочек.
– Очнись, чего ты? – смеющаяся Виктория приглашала Клота танцевать.
Обнимая ее тонкую талию, ощущая упругую грудь, Александр продолжал думать о своем, не замечая разгоряченной женщины, хотя и пристально ее рассматривал, правда с другой целью, вовсе не той, о которой думала наивная девушка. И пусть Виктория была трижды прекрасна: стройна, нежна, с огромными серыми глазами, зовущими любить, он ощущал на ее ладонях маленькие бугорки мозолей, вдыхал щедрое количество дешевых духов, не справляющихся с задачей – от нее все равно тянуло кисловатым потом. Свежесть юного лица омрачала рабочая усталость, преждевременные морщинки и другие мелкие недостатки, чего не находилось у тех, к которым стремился Александр, у тех, чей запах дурманит голову и никакие духи не способны соперничать с ароматом их чистых тел, не знающих физических усилий, домашней нервотрепки… Простуженная хрипотца в голосе, грубоватые выражения, дешевизна одежды, неумение толком краситься – сейчас только этим обладала Виктория в его глазах. Александр жаждал большего, нежели жизни, время от времени подбрасывающей ему девушек-второсортниц, с одной из которых он сейчас танцевал.
«Да и не танец у нас, а так, неслаженные телодвижения, трения друг об друга для разжигания животной страсти. Завяжись с ней всерьез…, дальше хуже. Сплошные скандалы – мало зарабатываешь, не туда тарелку ставишь, не так зубы чистишь…, а еще бросит следить за собой, превратится в неряшливое, вечно ворчащее существо».
Клот испытывал отвращение к Виктории, кажущейся ему почти чудовищем. Еще немного, и он бы грубо оттолкнул ее от себя, но музыка вовремя оборвалась, удачно их разъединив.
Не обращая ни на кого внимания, Черный приставал к Евгении и та отвечала взаимностью.
– Прикольная зажигалка, – наконец-то оторвался приятель от губ Жени, повертел в руках недавно купленную Александром побрякушку.
– Забирай, – бросил Клот.
– Прелесть! – следом загорелись глаза у его подруги – ей подвернулся брелок в виде маленькой белочки.
– Забирай! – расщедрился Клот, не желая отвлекаться от мыслей ради каких-то белочек.
Еще пара рюмок спиртного, выпитых одна за другой, кардинально изменили мировоззрение парня. Увиденное на экране смазалось, превратилось в невозможное. «Здесь, со мной за столом такие же, как я – они реальны, это настоящее. Другие не могут существовать так же, как и мне никогда не получить уведомления о принятии моей рукописи и выплаты за нее гонорара. Деньги? За что? За писанину? За сидение на стуле? В то время как другие в мороз и зной, копошась в грязи, добывают копейки. Ни у кого не может быть таких богатств, а ведущий программы – сумасшедший. Кто видел состоятельных бездельников? А их работу иначе не назовешь. Слышим о них часто, но и про золотую антилопу знаем с детства».
Жизненный опыт, усиленный рабской привычкой, превращал транслируемых по телевидению особ в иллюзию больного разума, помешательство, опасную болезнь.
– Пойдем, – увлекала Виктория его за собой в спальню, оставляя зал в распоряжении второй пары, чем та не замедлила воспользоваться.
Александру пришлось отложить дорогой телефон Черного и прекратить создавать видимость усердной переписки посредством смс. Нехотя он начал отвечать на ласки Виктории…
Ночью Клот проснулся от жуткого воя во дворе. Встав с постели, накинул на плечи халат, посмотрел на спящую рядом девушку.
«Нет, не измена. Я ее не люблю, она не Лита», – хмель успел выветриться из головы, но, не смотря на нелюбовь к Виктории, в душе поселилось нечто гадкое. Он знал, оступись подобным образом Лита, ему бы, вряд ли, понравились такие оправдания.
Страшные звуки разрывали округу – так воют по покойникам. Александр поспешил выйти на крыльцо. Гром, не замечая хозяина, продолжал свое дело, вытянув шею по направлению к огромной луне, безобразно выпирающей на безоблачном небе. Ярко-красная, она предвещала страшное. Овчарка, ощетинившись, распевала на все голоса. Становилось жутко.
– Тихо приятель.
Услышав знакомый голос, пес повернул голову. Взъерошенная шерсть медленно легла на мускулистое тело. Из-под кустов поблескивали глазами перепуганные коты.
– Ложись спать.
Гром послушно загремел цепью в направлении будки. Следом потянулись примирительно мурчащие квартиранты.