Всего лишь женщина

За все время отдыха мне муж звонил каждый вечер, интересовался маминым самочувствием, рассказывал, как они справляются без меня, говорил, что скучают без меня и что он очень любит меня. «Какой у меня замечательный муж», – думала я. Мамино присутствие так на меня влияло, что я не позволяла себе даже вспоминать о своих любовниках. Мне казалось, что сама мысль о них – тяжкий грех. Вот что значит сила материнского духа! Какое влияние на психику человека! Я была полностью зависима от ее мировоззрения, мнения, настроения. Я чувствовала себя как в вакууме, где мне не хватало воздуха, и казалось, я оттуда больше никогда не выберусь. Меня это стало немного тяготить. Но когда мы вернулись, я увидела своих детей, мужа, а затем вышла на работу, все вернулось на круги своя. Мне опять стало свободно дышать. И к тому же я получала особое удовольствие от чувства выполненного долга. После Сочи мама немного еще погостила у нас, потом стала вспоминать своих внуков, оставшихся дома, скучала по ним, и не терпелось ей поехать к ним и поделиться впечатлениями. Проводив маму домой, я долго не могла успокоиться, у меня перед глазами стояли все ее повадки, манера говорить, смеяться, шутить. Я вспоминала, как у нее часто слезились глаза, и иногда не было понятно, то ли она плачет, то ли глаза от старости износились настолько, что слезы льются непроизвольно. Я, прожившая двадцать с лишним лет самостоятельно, не особенно вспоминая ее, как это бывает обычно со всеми, кто рано покидает отчий дом, сейчас чувствовала, что мне не хватает ее. Я мысленно ее ревновала к ее внукам, к которым она была больше привязана. Я ее ревновала к своим родным братьям, которые были близки с ней территориально, возможно, и психологически. Я ее ревновала даже к снохам, к женам братьев, совсем, казалось бы, чужим людям, но, тем не менее, оказавшимся ближе к моей маме, чем я, ее родная дочь. И мне было немножко обидно, что жизнь устроена так жестоко, так неправильно, так несправедливо и непонятно…

Я даже не понимала, что со мной происходит: ведь все хорошо в моем существовании, у меня своя семья, дети, своя более или менее устроенная жизнь, но на душе почему-то было так необъяснимо тяжело, тоскливо, как будто я та маленькая девочка, которой без мамы ну никак. Вот пойми это создание – человека…

В первый после отпуска день, когда я вышла на работу, Александр с самого утра прибежал ко мне. Обычно, приходя к нам на этаж, он не задерживался там, а тут зашел ко мне в кабинет, посидел со мною. И в течение дня несколько раз приходил к нам под каким-нибудь предлогом и обязательно заходил ко мне. Что с ним такое? Он теряет контроль над собой. И это становится заметно для постороннего взгляда. Вечером, когда мы наконец с ним уединились, он признался:

– Я с самого утра не находил себе места. Я знал, что ты сегодня должна выйти на смену, ждал тебя с восьми утра на улице. Ходил, ходил, как дурак, все боялся тебя упустить. Так проходил почти до девяти. Потом меня одолели сомнения: возможно, я что-то перепутал с графиком. И я почти уже разуверился в том, что сегодня тебя увижу, и пошел в интернат. И смотрю, вдруг ты пробегаешь мимо. Я даже не успел осознать, что это все-таки ты!

– И это называется, ты ждал меня? Когда я пробегала мимо, как ты говоришь, ты стоял с какой-то женщиной и на меня едва посмотрел, – заявила я.

На самом деле, когда я вошла в холл, он разговаривал с какой-то женщиной, но когда увидел меня, правда, обрадовался, засиял и прокричал мне вслед в ответ моему приветствию:

– Приветствую, курортница!

– Почему ты заставляешь меня вечно оправдываться перед тобой? – поинтересовался Александр. – Ты бессовестно и беспощадно пользуешься властью, которую имеешь надо мной.

– Говоря о власти, ты знаешь, как мне тяжело без мамы. Она тоже, оказывается, имеет надо мной власть, я все еще никак не могу очухаться после ее отъезда. – Тут у меня стиснуло горло, и я сдавленным голосом еле проговорила: – Мне так ее не хватает, как будто я жить без нее больше не смогу.

Он подошел ко мне, нежно обнял меня и сказал:

– Большая, но глупенькая девочка. Вот просто девочка, а не зрелая женщина.

От этих слов я разрыдалась. Мы стояли, обнявшись, посередине кабинета, и я, уткнувшись носом в его плечо, все ревела и ревела. Он нежно гладил меня по волосам и молча слушал мои всхлипывания. Он не мешал мне плакать. Выплакавшись вдоволь, я почувствовала облегчение, и мне даже стало немного неудобно за свое детское поведение. Он молча подвел меня к раковине и спросил:

– Тебя умыть, девочка моя, или ты сама справишься?

– Пошел к черту, – сказала я, рассмеявшись.

– Ну, вот тебе и благодарность. Я ей плечо подставляю для слез, а она меня к черту посылает.