Всей мощью огня

Как ни кидало, как ни бросало нас в стареньких, отчаянно скрипящих товарных вагонах, но мы получили полную возможность убедиться в том, что железнодорожники прекрасно знают свое дело и, несмотря на трудности, работают действительно по-фронтовому. Ехали почти без остановок. Не прошло и двух суток, как наши эшелоны прибыли к месту назначения — на станцию Елец. Остальные части 67-й гвардейской дивизии разгружались или здесь же или неподалеку, на маленьких станциях.

11 марта походным порядком выступили по маршруту Ливны, Колпны, Свобода, Курск. Марш проходил только ночью, при полной светомаскировке. Единственно, чего опасались мы, — оттепели. Пока еще дороги, скованные зимними холодами, не доставляли нам особых хлопот. Но легко было представить себе, во что превратятся они при малейшем потеплении.

Лично у меня в ту пору были и другие заботы. Дело в том, что еще в декабре 1942 года из полка убыл наш комиссар К. И. Тарасов (мы так и продолжали его называть). Ушел на повышение и Вениамин Александрович Холин. Его назначили командующим артиллерией 51-й гвардейской стрелковой дивизии. Уехал учиться ПНШ-1 капитан Петр Иванович Шандыба. Майор Д. Ф. Ставицкий стал командиром артиллерийского полка в 375-й стрелковой дивизии. Заместителем командира того же соединения по тылу назначили Евгения Ивановича Темирханова. Потеряли мы, как я уже упоминал, некоторых товарищей в боях по ликвидации окруженной группировки под Сталинградом. Словом, тех, с кем довелось воевать с самого начала, в полку осталось не так-то много. А мне в довершение всего было приказано временно исполнять обязанности командира части. Так что, думаю, вполне можно понять мои волнения, переживания и тревоги.

Несколько дней дивизия находилась в резерве Центрального фронта. Затем — снова в путь. Теперь — в район города Обоянь, где развернулся командный пункт Воронежского фронта. Тут стало известно, что 67-я гвардейская стрелковая дивизия, в состав которой по-прежнему входил полк, остается в 21-й армии.

Обстановка на нашем участке фронта складывалась, к сожалению, не в пользу советских войск. В начале месяца гитлеровцы нанесли сильный удар из района Люботина, 16 марта сумели вновь овладеть Харьковом и пытались развить успех на белгородском направлении. Нам, уже не раз встречавшимся с врагом в подобных ситуациях, было предельно ясно, как трудно сейчас приходится тем, кто сдерживает яростный натиск. Вскоре поступил приказ: двигаться в сторону Белгорода. Однако к вечеру стало известно, что нас задерживают. Почему? Лишь поздно ночью наконец все стало ясно.

— Вот что, Ковтунов, — сказали мне, — завтрашний день отводится вам на то, чтобы люди привели себя в полнейший порядок…

Что означает привести себя в полнейший порядок? Я, откровенно говоря, не совсем понял, что под этим подразумевается. Однако мое недоумение тут же рассеялось, как только было сказано, что нашему артиллерийскому полку будет вручаться гвардейское Знамя.

Весть о предстоящих торжествах молнией облетела все подразделения. Еще не совсем рассвело, а красноармейцы, сержанты, офицеры начали готовиться к торжественному церемониалу. В ход пошли машинки для стрижки, бритвы.

Выстраивались в очередь к небольшим зеркальцам. Старательно пришивали к гимнастеркам свежие подворотнички. Где-то раздобывали мазь для сапог и ботинок.

А на следующее утро к нам в полк приехали командующий артиллерией армии генерал-лейтенант артиллерии Г. А. Макаров, новый командующий артиллерией дивизии полковник И. Д. Румянцев, начальник политического отдела дивизии полковник М. М. Бронников.

— Готовы? — спросил меня генерал Макаров.

— Так точно! — ответил я, чувствуя, как волнение все больше и больше охватывает меня, будто не радостное событие, а тяжелейший бой ждет впереди.

— Да вы, Ковтунов, не волнуйтесь, — попытался успокоить меня полковник Бронников. — Впрочем, я тоже, наверное, волновался бы не меньше вашего, — улыбнулся он.

— Общее построение полка через час, — приказывает командующий артиллерией армии.

И вот застыл строй. Ему, конечно же, далеко до тех парадных батальонов, которые мы видим в октябрьские праздники на Красной площади столицы сейчас. У одних — шинели, у других — полушубки. Причем самых различных оттенков. Кому-то шинели длинноваты, у кого-то чуть прикрывают колени. Но разве в этом заключается главное? Лица офицеров, сержантов, красноармейцев — вот на чем невольно останавливается взор. А на них лежит печать торжества, уверенности в будущем, готовности к новым, быть может, еще более серьезным испытаниям. Это лица людей, которые знают, для чего они живут, которые знают, за что отдадут свою кровь и жизнь, если того потребует обстановка.