Всей нечисти Нечисть

Манька посмотрела вниз – звери готовились к нападению, сбиваясь в стаи. Для простых стрел далековато. Оборотни их тоже заметили. Минут тридцать у нее было. Она спрыгнула с камня и вприпрыжку побежала к Борзеевичу, который кувшины уже открывал.

В кувшине поменьше была вода. Борзеевич плеснул ее себе на руки и понюхал.

– Похоже, живая! – радостно сообщил он.

– Что ей сделается! – хмыкнул Дьявол. – Живее всех живых! Выдержанная!

Он отпил воды сам, наполнил бутыль и завернул крышку. Зачерпнул кружку, дал выпить им. Силы вернулись, здоровье пошло на поправку. Вода была сладковатая и терпкая, прокатилась по пищеводу и сразу растворилась в теле, снимая усталость и боль. Через десять минут Манька провела ладонью по голове, погладив ежик волос, пощупала брови и ресницы. Посмотрелась в зеркальце и опешила. Брови и ресницы нарастали рыжие, как огонь, а до этого были черными.

– Зелень тоже поначалу салатовая, а потом ничего, разумно зеленая становится, – успокоил ее Дьявол.

Ей стало весело. Вряд ли оборотни ожидали такого крутого зигзага судьбы, когда она поворачивалась к ним задом. Зачерпнули еще воды по кружке, выпили не спеша. Налили в котелок, бросили семена, поставили так, чтобы котелок не пострадал и можно было быстро подхватить его, если придется бежать.

– А в этом что? – Манька приподняла крышку и заглянула краем глаза в кувшин, который Борзеевич не торопился обнародовать. И тут же захлопнула, не решаясь поверить в увиденное.

– Опиум и навоз! – подразнил ее Дьявол.

Борзеевич снял крышку, порылся в кувшине и сразу отошел.

– Это тебе! – сказал он, ткнув в кувшин пальцем.

– И это все лежало тут? – радостно воскликнула она, разглядывая неожиданно свалившееся на нее богатство. В третьем кувшине было столько одежды и украшений, что разбегались глаза. Манька охала и ахала, перебирая платья.

– Я бы радовался двум первым подаркам, – Дьявол осуждающе покачал головой. – Возможно, они жизнь тебе спасут.

– Ну, знаешь, голая я тоже недолго протяну! – ответила Манька, покраснев. Такие подарки ей делали не часто, только раз, и то был не человек, а Дьявол.

– Не хочу вас расстраивать, но через десять минут оборотни будут глодать ваши кости! – предупредил Дьявол.

Борзеевич схватил свой меч и новый лук. Заняли позицию. Манька прицелилась и выстрелила. Стрела попала оборотню в глаз, он покатился вниз, сминая строй. Рядом просвистела стрела Борзеевича.

Уже давно прошел и вечер, и ночь, освещенная луной и ветвями неугасимых поленьев, наступил день и вечер, и снова был день, который подходил к концу.

Сотни оборотней издыхали, пожирая друг друга. Еще сотни лезли вверх, клацая зубами и скалясь, щерились, сверкая красными углями глаз. Сотни трупов украшали склоны. Вздремнули по очереди, не подпуская оборотней к вершине. Плотно поели. Котелок из неугасимого дерева побаловал их салатиком и кашей. Ночью многие стрелы пролетели мимо цели, ударяясь о камни, за которыми оборотни прятались. Их начали экономить, подпуская зверей ближе. Оборотни редели. Тела их были разбросаны повсюду. Манька и Борзеевич стреляли, не останавливаясь. Но стрел оказалось недостаточно – из-за гор подтянулись отставшие стаи.

– Оставь стрелы, их все равно не хватит, будем добивать ими последних. Не бегать же за ними, – предложила Манька, тяжело всматриваясь в озверевших людей. – У нас должен быть козырь…

– Да мы стратегами становимся! – засмеялся Борзеевич.

– Ну… – Манька задумалась. – Я готова схватиться за голову, живу какой-то не своей жизнью… – пожаловалась она. – Прикинь, Борзеевич, была обыкновенной деревенской клушей, которая всю свою жизнь проплакала над собой, вопрошая: за что, Господи? И вот я здесь, в заснеженном краю, заставляю плакать других… Как мне в это поверить?

– Довели! – ехидно хмыкнул Борзеевич.

– Это все мы натворили? Это у меня такие богатства? – Манька покосилась в сторону места, куда спрятали кувшин с нарядами и украшениями. – Не верю, понимаешь? Они тащили эти кувшины на себе в горы. Там, в далеком прошлом, они знали обо мне в будущем. У меня такая судьба – дух захватывает, но разве я помыслила бы об этом, пока сидела в своей избушке и плакала в подушку?!

– Жить надо так, чтобы потом не было мучительно обидно, что жизнь прошла мимо, – рассудил Борзеевич.

– Ты думаешь, они как-то по-другому жили? – она с мрачным видом наступила ногой на камень, опершись на посох, сумрачно взглянув на стаю внизу, которая готовилась к броску. – Скакали себе в ночи, знать не знали, что от болезни есть лекарство.

– Скачи, скачи – да не наскочи! – Борзеевич сложил оставшиеся стрелы так, чтобы они не мешались под ногами и не бросались в глаза, но при необходимости их можно было достать. По три десятка стрел оставили в колчанах, перекинув луки через шею и руку, на случай, если придется снова бежать.

Манька зачерпнула кружку живой воды и выпила залпом. Выпила еще одну, передала кружку Борзеевичу. Тот тоже выпил залпом две кружки. Кувшин оттащили в сторону.