«Всех убиенных помяни, Россия…»

Храм Иерусалимского скита — точная копия храма Гроба Господня. Переносишься мыслью в далекую Палестину, в святую тень ливанских кедров…

Под стеклом, матово мерцающим огнями цветных лампад, неяркими бликами свечей, терновый венец, давно уже из Иерусалима привезенный на Валаам. С престолом, на котором покоится венец, связана легенда о чуде.

Совершается оно в древнем Иерусалиме, в ночь Воскресения Христова. В миниатюрный алтарь — из камней Гроба Господня — входит близко к полуночи патриарх, тщательно обыскиваемый турками (так рассказывают богомольцы), покрывает терновый венец ватой, смоченной благовонным маслом. Несколько минут длится тишина. В алтаре совершенно темно. И вдруг ярким пламенем вспыхивает вата. Искры растекаются по камню. И чудесный огонь этот падает на свечи и лампады, заливая весь храм неожиданным сиянием…

^{Валаам, 1926 г. (Новый нарвский листок. 1926. 18, 21 декабря. № 29, 30)}

Роман рижанина-декабриста

(историческая быль о живом мертвеце)

Первая в истории России попытка заменить самодержавный строй конституционным — декабрьское восстание 1825 года — была беспощадно раздавлена правительством. Ровно сто лет тому назад — в июле 1826 года — пять «зачинщиков богомерзкого бунта» окончили свою жизнь на виселице, сооруженной на острове Голодай, теперь названном островом Декабристов. Десятки других членов Северного и Южного союзов до самой смерти Николая I — «во глубине сибирских руд хранили гордое терпенье»… А в это время в сотнях верстах от Петербурга, в тысячах от Сибири, в пределах нынешней Латвии, жизнь творила одну из своих причудливых сказок, имевшую тесную связь с движением декабристов.

* * *

В первой четверти XIX века в Риге занимал высокое служебное положение некто Владимир Нертовский. Там же родились и воспитывались его дети — дочь и два сына. В год восстания декабристов молодые Нертовские были уже в офицерских чинах. Старший, Николай, исполнял должность полкового адъютанта и жил в крепости Двинск, младший, Евгений, герой нашего рассказа, служил в Риге, в одном из линейных батальонов. Евгений Нертовский отличался своим бесшабашным характером, удалью и крайней вспыльчивостью. Истый «рубаха-парень», он не задумываясь шел на любое предприятие, как бы опасно оно ни было.

Вечером 31 декабря 1825 года неожиданно из Риги в Двинск приехала дочь старика Нертовского Анна и, упав в изнеможении на руки брата Николая, в полной парадной форме собиравшегося с визитом к коменданту полка, сказала:

— Женю арестовали!

Николаю Нертовскому вскоре удалось выяснить причину ареста младшего брата. В бумагах одного из руководителей восстания следственная комиссия нашла письмо Евгения Владимировича Нертовского, в котором он писал, что охотно примет участие в восстании. Свою вину подпоручик Нертовский значительно увеличил тем, что при аресте его дежурным при рижском коменданте майором К. ударил майора по лицу. Когда же К. приказал солдатам схватить Евгения, вышедший из себя подпоручик обнажил саблю и тяжело ранил несколько человек, в том числе и майора К. Его с трудом обезоружили и отправили в одиночную камеру рижской цитадели.

Судьба Нертовского казалась предопределенной. Причастность к восстанию грозила Сибирью, вооруженное сопротивление — виселицей на Голодае. На посланный комендантом рапорт следственная комиссия ответила приказом немедленно и во что бы то ни стало доставить подпоручика Нертовского для должного наказания.

* * *

3 января к вечеру подпоручик Нертовский был доставлен из Риги в Двинск, где должен был переночевать и следовать по этапу дальше, а утром 4 января он неожиданно заболел сильнейшей горячкой. Военный доктор Б., исследовав больного, заявил, что, отправленный в таком состоянии в Петербург, подпоручик неизбежно умрет в пути. Комендант крепости запросил следственную комиссию. Из Петербурга ответили: оставить государственного преступника Нертовского в крепости до выздоровления. Через несколько дней из Петербурга прибыл командированный правительством полковник для наблюдения за точным исполнением всех приказаний относительно Нертовского.

В это же время в лазарете Двинской крепости лежал тяжело больной офицер Иван Карлович Браун. Направляясь к своей части на Кавказ, Браун по пути из Риги, переправляясь через реку, провалился сквозь лед, заболел острым воспалением почек, что осложнилось вскоре быстрым развитием сахарной болезни. Браун доживал свои последние дни.

Как-то при посещении лежавшего без сознания брата (разрешение видеться с тяжело больным подпоручиком у полковника вымолила Анна Нертовская), Николай Нертовский случайно зашел в комнату умиравшего Брауна. Последний был до того похож на Евгения Нертовского, что в первые минуты адъютант Двинской крепости не мог опомниться. Придя в себя, адъютант прерывающимся голосом спросил доктора Б.:

— Есть ли надежда на выздоровление Брауна?

— Никакой, — ответил доктор. — Браун умрет через несколько дней.