Вселенная неудачников

— Конечно, мои слова для вас ничего не значат, — продолжал сержант. — Это всё лирика и не имеет к вам никакого отношения, ведь вы не думаете, что когда-нибудь попадёте под перекрёстный огонь или будете десантироваться на контролируемую врагом территорию. Поэтому сейчас я буду говорить вам то, что касается лично вас.

С трудом мне удалось побороть желание оглядеться вокруг в поисках мифических «нас», к которым вдруг стал обращаться сержант.

Этот монолог всё больше становился похож на заранее подготовленную и отрепетированную речь, которую сержант толкает перед каждым социком, забредающим на призывной пункт. Не удивлюсь, если где-то существует отдел спичрайтеров, специализирующихся на написании таких речей.

— Социки — это недолюди, — заявил сержант, и все сомнения о домашней заготовке окончательно отпали. — Недограждане Альянса со своими недоправами. Вы думаете, что, придя на призывной пункт и подписав контракт, вы уже вылезли из ямы, в которую угодили по собственной глупости и никчёмности, но это не так. Подписание контракта — это только первый шаг, с которого начнётся ваше восхождение. Думаешь, я тебя пугаю? Ничего подобного. Семь с половиной процентов новобранцев гибнут в первые две недели учебного курса. Гибнут именно из-за своей глупости и никчемности, и этих недолюдей мне совсем не жалко. Человеческий мусор — это балласт цивилизации, от которого надо избавляться любой ценой. Потому что балласт мешает продвижению вперёд. Это ты понимаешь?

Я промолчал, но совсем не потому, что разделял заявленные сержантом идеи. Пафос его речи уже буквально зашкаливал, но было понятно, что он всё равно не остановится, пока не прочитает свою речь до конца.

Жаль только, что у включившегося в голове сержанта магнитофона не было кнопки быстрой перемотки.

Потому как свою глупость и никчемность я уже давно осознал, и слушать пропагандистский армейский бред дальше мне стало просто скучно.

— Впереди нас ожидает большая война, и пехота — это основной род войск, который будет в ней задействован, — продолжал сержант. — И мысль о том, что будущее Демократического Альянса зависит от таких, как вы, не внушает мне ничего, кроме уныния. Мне не хочется думать, что такие, как ты, это лучшее, что у нас есть. Но я боюсь, что те, которые придут после тебя, будут ещё хуже. У тебя хотя бы хватило смелости явиться на призывной пункт до объявления всеобщей мобилизации. Впрочем, если ты думаешь, что это тебе каким-то образом зачтётся, ты ошибаешься. Как только ты попадёшь в учебный лагерь, твоя жизнь превратится в ад. И вполне может статься, что ты навсегда останешься в этом аду.

— Да вы просто Цицерон, сержант, — сказал я.

Он даже не улыбнулся в ответ.

* * *

— Я ходил на призывной пункт, — сказал я Бивису.

— Ну и дурак.

— Не у каждого социка есть дядюшка-контрабандист с собственным космическим кораблем.

— Тут хорошо, — сказал Бивис. — Спокойно. Тут не стреляют.

— Ага. А ещё тут не живут.

— Я не сомневаюсь, что на Земле ты существовал в более комфортных условиях, но, поверь мне, по сравнению с тем, что творится на некоторых мирах Альянса, и тут вполне неплохо.

— А я не об уровне комфорта сейчас говорю.

— Понимаю, — сказал Бивис, переворачиваясь на левый бок. — Высокие идеи, поиски смысла, предназначения и всё такое… Смысла нет, Алекс. Предназначения тоже нет. Каждый барахтается, как может.

— В таком случае я предпочел бы барахтаться в каком-то другом месте, — сказал я.

— Ну и дурак, — повторил Бивис. — Знаешь, чем хорошо барахтаться именно здесь? Возможность утонуть здесь куда меньше, чем в любом другом месте исследованного космоса.

— Ещё скажи, что ты откажешься от наследства и предпочтёшь торчать тут до пятидесяти лет.

— Не откажусь. Но я стану владельцем космического корабля, я буду свободен и никому ничего не должен. А продав корабль, я смогу поселиться почти на любой планете и наслаждаться всеми радостями жизни. Ты же собираешься в места, где радостей жизни никаких нет, зато есть реальная возможность отправиться на тот свет куда раньше, чем в пятьдесят. Я вижу между нашими с тобой перспективами принципиальную разницу, знаешь ли.

— Ты на моём месте остался бы здесь?

— Конечно. Перспектива прожить ещё несколько десятилетий в безопасности, не взваливая на свои плечи никакой ответственности, ничем не рискуя… Да если вдуматься, то Вселенная неудачников — это просто рай.

— Рай для растений, — сказал я.

В своём последнем заявлении Бивис ушёл очень далеко от прежней риторики, в которой живописал все ужасы нахождения здесь.

— О, похоже, на призывном пункте на тебя вылили целый поток пропаганды, — сказал Бивис. — Я как-то ходил туда от нечего делать. Социки — это недолюди и всё такое, да?

— Типа того, — значит, в своих догадках относительно речи сержанта я оказался не так уж далёк от истины. — Но разве это неправда?

— Правда в том, что Вселенная бесконечна, галактика — просто очень велика, а жизнь отдельно взятого человека — довольно короткий отрезок времени, набитый социальным неравенством и прочей несправедливостью, — сказал Бивис.

— Это сейчас к чему?