Вселенная против Алекса Вудса

Третья возможность в течение нескольких часов представлялась ей наименьшим злом. Журналы и телекомпании целый месяц атаковали наш автоответчик. Мы оба знали: одно ее слово — и нам с радостью заплатят столько денег, что можно будет покрыть всю крышу противометеоритной броней. Но для мамы вопрос упирался не в деньги. Она считала, что страховая компания нарушила если не букву, то дух договора, что, с ее точки зрения, не лезло ни в какие ворота. Мама не желала успокаиваться, пока они не признают свою ошибку.

Остаток вечера она провела в глубоких раздумьях, а на следующее утро по ее изменившемуся лицу я понял: решение принято. Заключалось оно, говоря простыми словами, в намерении прибегнуть к шантажу и вымогательству, но мне кажется, что по вышеназванным причинам мама его в таком ключе не рассматривала. Она просто искала способ вернуть мир к равновесию и восстановить вселенскую справедливость.

Ровно в 9:00 она позвонила в страховую компанию и сообщила следующее: если они в самом деле считают, что оплачивать ремонт крыши необязательно, поскольку ее разрушение произошло в результате божественного вмешательства и ниспослано нам в наказание за грехи, каковой случай не относится к числу страховых, то эта точка зрения, вне всякого сомнения, достойна освещения в прессе. Если же им давать интервью некогда, мама с большим удовольствием сделает это за них.

На следующий день страховщики прислали второе письмо, в котором говорилось, что они по-прежнему не признают себя обязанными покрывать ущерб, причиненный нашей крыше, однако с радостью оплатят ремонт в качестве жеста доброй воли. Мама ответила, что испытывает большие сомнения в доброте их воли, но, так и быть, поверит в нее. И посоветовала им в будущих контрактах использовать менее расплывчатые формулировки. Очень уж ее разозлили эти «деяния Божии».

В общем, я очнулся, меня выписали, мы бежали от папарацци и наблюдали счастливый конец эпопеи с крышей. К тому времени начались летние каникулы, и мама столкнулась с очередной проблемой: куда меня девать? Проблема была не новой: мама, сколько я себя помню, работала шесть дней в неделю, но тем летом ей хотелось, чтобы я постоянно находился в поле ее зрения. Понятно, почему ее пугала мысль оставить меня одного. Но мне казалось, что есть замечательно простое решение, и даже удивительно, как оно не пришло маме в голову.

— Может, я просто посижу с Люси? — предложил я. — Она почти все время дома, от салона недалеко… Так что я буду вроде как не один.

— Лекс! Ну что за глупости с утра пораньше? — возмутилась мама.

— Ничего не глупости, — обиделся я.

— За Люси самой нужен глаз да глаз.

— Мы будем присматривать друг за другом. Я прослежу, чтобы она опять случайно не забеременела.

Услышав это, Люси повернулась и наградила меня испепеляющим взглядом. Мама хмыкнула.

— Лекс, если Люси решит забеременеть, поверь, ей никто не сможет помешать.

— Ну, я подумал, если бы у нее была компания…

— Лекс, нет.

Мама сказала это тем особенным тоном, который означает, что разговор закончен. Люси тем временем спрыгнула с кресла и горделивой походкой покинула комнату. Через несколько секунд хлопнула вырезанная для нее дверца. Хлопнуть дверью — это очень в духе Люси: в отличие от других кошек она не лазает по деревьям и не гоняется за птичками. Сколько себя помню, я всегда считал ее кем-то вроде старшей сестры. Наверное, это звучит странно, но очень уж маленькая у нас была семья. Ни сестер, ни братьев, даже двоюродных. Отца я не знал, бабушки с дедушками давно умерли. Только мама. А у мамы только я. И у нас обоих — кошка. Понятно, что в таких обстоятельствах кошка превратилась в полноценного члена семьи, каким я ее всегда и считал, и вслух, и про себя. Люси, в свою очередь, тоже полагала, что семейство у нас маловато. К моему десятилетию она успела принести котят четырежды, а к моменту написания этой истории — уже девять раз. Кошки, как вы знаете, не теряют способности производить на свет потомство всю жизнь и могут приносить котят по несколько раз в год. Мировая рекордсменка родила четыреста двадцать.

Но если Люси и мечтала осчастливить нашу семью новыми членами, то осуществить свою мечту не смогла. Мама отказывалась ее стерилизовать, поскольку это против природы, но и котят оставлять не соглашалась. Котята получались разные — мохнатые и короткошерстные, мальчики и девочки, черные, белые, а также всевозможных комбинаций расцветок и пушистости. Отцовство во всех случаях оставалось загадкой, но наследственность напрямую влияла на скорость, с какой котят разбирали с витрины: пушистые пользовались большей популярностью, потому что выглядели породистыми. По мне, так короткошерстные веселее и добрее. Мохнатым, как сама Люси, доставался от мамочки замкнутый нрав, поэтому я считал, что между длиной шерсти и характером есть связь. Но это просто догадка, я все-таки не зоогенетик.