Вселенная против Алекса Вудса

После активно продвигаемой педофильской версии выставить мистера Питерсона жертвой было непросто, но общественное мнение охотно сошлось на том, что в подобном преступлении жертвы может и не быть — в крайнем случае на роль жертвы сгодится нравственность. В новой трактовке мы с мистером Питерсоном представали парой заговорщиков: он решил покончить с собой и, чтобы я ему помог, подкупил меня деньгами и наркотиками. Эта версия завоевала популярность еще до того, как стало известно о завещании. Но я сейчас не о завещании. Не думаю, что мне вообще хочется говорить о завещании… Что-то я сбился с мысли. Так вот, возвращаясь к главному.

На этой стадии расследования журналисты уцепились за тот факт, что я помог мистеру Питерсону уйти из жизни. Они назвали это «смертельным пактом». Звучало действительно громко — как раз в том духе, какой обожают газетчики. Но для нас с мистером Питерсоном речь шла не о смерти, а о жизни. Ему необходимо было знать, что у него есть способ прекратить свои страдания, когда они станут невыносимыми. Только это позволяло ему жить дальше. В недели, предшествовавшие заключению нашего пакта, в его душе царили мрак и отчаяние. После того, как мы обо всем договорились, его жизнь вновь обрела смысл.

Теперь пару слов про время. Время — это совсем не то, что вы думаете. Это не регулярный пульс, отбиваемый в одном и том же ритме для любого существа в любой точке Вселенной. Что такое время, сотню лет назад понял Эйнштейн при помощи своего необычайно мощного мозга. Он вывел несколько уравнений, показывающих, что для человека, передвигающегося на поезде со скоростью света, время протекает не так, как для того, кто ждет его на перроне. Точно так же человек, сидящий на поверхности Солнца, обнаружит, что его часы отсчитывают время не так, как часы человека, парящего в невесомости межзвездного пространства. Время приобретает разное значение для разных людей и в разных обстоятельствах. Эйнштейн доказал это математически. Я, основываясь на своем опыте, могу сказать, что это подтверждается и с субъективной точки зрения.

Например, я знаю, что в последние шестнадцать месяцев жизни мистер Питерсон ощущал время иначе, чем я. Он часто — особенно под конец — говорил мне, что для него время превратилось в медленный спокойный поток. Если бы меня спросили почему, я ответил бы, что, наверное, потому, что он вообще не рассчитывал, что у него будет это время. Или просто позволил времени течь как течет. Он принимал жизнь такой, какая она есть, и ничего не загадывал наперед. Он упростил свой быт до примитива. Должно быть, благодаря этому его время растянулось до бесконечности. Все меняется в тот момент, когда ты начинаешь беспокоиться о вещах, которые должен сделать. Чем больше таких вещей ты пытаешься вместить во временной отрезок, тем менее комфортным становится ощущение времени. Разумеется, мистер Питерсон понимал, что от будущего не спрячешься. Ему следовало уладить всякие формальности: написать кое-какие письма, позвонить в клинику в Швейцарии, собрать медицинские документы, снять с них копии и отправить в клинику по почте (под тем предлогом, что ему нужна консультация специалиста). Но вот документы были отосланы и на запрос получен одобрительный ответ. Мистеру Питерсону сообщили, что он должен время от времени проверяться у своего врача, а когда настанет время, его примут и обследуют без очереди. Но до тех пор, так сказать, в кратко- и среднесрочной перспективе ему можно ни о чем не беспокоиться и заниматься другими делами.