Кровь темно-бордовая, тягучая, как вишневое варенье. Она течет по плечам тонкими струйками, пропитывая белоснежное, как песок на арене, платье, расцвечивая его разными оттенками алого. Боль белая, она обжигает, пульсирует под закрытыми веками в такт биению сердца, которое вот-вот выскочит из груди. Ужас же черный, как глаза Ашая, в которых нет белка, только один сплошной зрачок, похожий на бездну. Соня знала, что она слабее нормальной Шей-ти в сотни раз, но никогда не обращала на это внимания, не понимая, не видя всей той защиты, которую ей дарил ее Шай-ти, не чувствуя его железного контроля, когда он находился рядом с ней. Со всеми рядом. Постоянно, ежечасно, ежеминутно и ежесекундно понимая, что от одного его неверного действия могут пострадать не только его друзья, но и Соня. Но даже Ашай со всем своим контролем не мог ничего сделать с ядом, отравляющим саму его сущность, срывающим внутренние оковы с его “тьмы”, превращающим его из разумного существа в зверя, чудовище. Чудовище, которое она не может удержать внутренним приказом, которое она не знает как сажать на цепь, которое... если она ничего не сделает, будет подлежать уничтожению. А ведь Фенх предупреждал, просил, умолял их быть осторожнее! Говорил, что что-то затевается... – Вы с ума сошли! Оба! Ашай, но хоть ты-то что-то сделай! Ширх не оставит тебя в покое, тем более тогда, когда у него появился реальный шанс добраться до тебя через Соню! Фенх кричит, умоляет, угрожает, пытаясь донести до своего друга всю серьезность ситуации, в которую попал Ашай. А Тай-до-рю молчит, только все четыре руки в два замка сцеплены, Соня же закусила до крови губы, вслушиваясь в сбивчивую речь ученого – тяжело, когда говорят так – быстро, резко, сбиваясь... – Я все понимаю, Фенх... – Нет, не понимаешь! Ты же сейчас сам, САМ своей гордыней подписываешь вам обоим приговор! И если тебе нет дела до себя, то хоть о землянке своей подумай...- договорить Фенх не успел, ласточкой пролетел через всю гостиную, приземлившись точнехонько на стеклянный стол, который тут же брызнул осколками в разные стороны... – Не смей... Не смей... Голос Ашая тихий, шипящий, режущий по живому без ножа. Соня и не знала, что существует еще такой Тай-до-рю – злой, гордый, готовый поднять руку на того, кого зовет другом... Она-то привыкла к совсем другому Ашаю! Спокойному, уравновешенному, знающему ответы на любой вопрос! А тут – такое представление. – Ашай, прекрати! – в ужасе зажмурилась девушка, закрывая уши руками, чтобы только не слышать такого голоса того, кого она любит. Тай-до-рю успокаивается мгновенно. Фенх осторожно встает, не отводя взгляда от напряженного лица друга, который теперь пытается прожечь дыры в ковре глазами. – Как хочешь. Я предупредил. – Благодарю, но мы как-нибудь сами. Гордый, гордый Ашай! Фенх понимает, “слышит”, что сорвался он на него не со зла, а от страха, от понимания того, во что сам втравил свою Соню. Но... Теперь случилось то, что случилось. “Тьма” сорвалась, и это оказалось до безумия страшно. Так страшно, как не было Соне даже в первые дни в Зверинце, когда пришло осознание и понимание, что домой она не вернется, только сейчас она боялась не за себя, а за этого инопланетянина, чьи руки легко сжали ее плечи до фиолетовых синяков, местами прорвав кожу слишком сильно надавив на нее резными в шипы кольцами, которые сами по себе были оружием. Она боялась того, что его убьют, что у них не будет даже микроскопического шанса быть вместе. Черт, они еще в собственных отношениях не разобрались! – Ашай... Тай-до-ко смотрит холодно и беспощадно, готовая в любой момент отдать приказ об уничтожении, не смотря на то, Ашай ее друг, но... Она Тай-до-ко, жрица, и у нее есть свои обязанности, как у высшей власти на этой земле. И если для сохранения мира и спокойствия всего народа ей придется пожертвовать другом, она это сделает, как бы хорошо Тай-до-ко не относилась к Соне или Ашаю. Большая власть всегда налагает и большую ответственность, и жрица поняла это давно, когда потеряла своего Шай-ти. Но это не важно, не важно совсем, потому что тут, рядом стоит и ухмыляется та мразь, которая сотворила это с ее “Тьмой”. Мягкой, нежной, заботливой, опасной, страшной, манящей... – Ашай, пожалуйста... Ашай... Соня не могла докричаться до канувшего в бездну разума Тай-до-рю, во всяком случае так – словами, сказанными даже не на шайтиане. Огнем жег направленный на нее взгляд матери Ашая – Ашехры. Она так боялась, что эта земная девчонка погубит ее сына, и вот, так и вышло! Не смогла, не удержала, а ведь до того, как они встретились ее сын был одним из сильнейших, а теперь... сломанная игрушка в руках судьбы, которой у него больше нет. Эта землянка убила его, убила ее мальчика! – Ненавижу... Ширх смеялся, зло, торжествующе. Вот так-то вам, малыши, не следует связываться с теми, кого хранит истинный “свет”, а не жалкая на него пародия! А Соня смотрела в глаза своему чудовищу и вспоминала-вспоминала-вспоминала... Первая встреча. Она тогда так боялась под ледяной коркой равнодушия, а еще ей было интересно – кто такие эти Шай-ти, о которых столько говорят. Ее тогда постигло жестокое разочарование – высокие, неказистые, немного похожие на странных насекомых, которым по какой-то глупой шутке добавили человеческие черты. Но в руках этого странного создания, которое протянуло к ней руки и позвало ее, было так спокойно и уютно. Соня тогда впервые... за какое же время?... заплакала. Путешествие на корабле, легкая, как крыло бабочки, опека. Ашай тогда так боялся лишний раз к ней прикоснуться! Впрочем, она тоже боялась, всего – начиная от большой, темной каюты, из которой можно было смотреть на проплывающие за огромным огнем звезды. Соня тогда не верила этим инопланетянам, ни капельки, но спасал Граф, постоянно крутящийся рядом, когда в поле зрения не было Тай-до-рю. Этот рыжий хитрец все время что-то ей рассказывал о том мире, в который ее нес корабль, о Ашае, о потерянной Земле... Первая встреча с Ашехрой. Первый срыв, настоящий, когда говоришь то, что на душе, когда чувства – тугой комок, вставший у горла и мешающий дышать. Сколько она тогда наговорила! Просто потому, что ей было больно. А Ашай снова был рядом. Долгие дни в новом доме, постепенное привыкание к ритму жизни Тай-до-рю, изучение языка и обучение – своему. Ленивые утра, когда высовываешь нос из-под одеял, чтобы проверить температуру в комнате, решая – вылезать на свет и идти искать путь на кухню, где на столе стоял оставленный Ашаем завтрак, или же перевернуться на другой бок и продолжить видеть сны. Лепка фонарика, неказистого, странного, но как же ему обрадовался ее Шай-ти! Как он в тот вечер улыбался... Соня сделала тогда вид, что не заметила его увлажнившиеся глаза, когда тот прикоснулся рукой к сияющему круглому боку ее подарка. Наблюдение за тренировками Тай-до-рю, больше похожими на диковинные танцы. Или же за его медитациями – свернувшись клубочком рядом так, чтобы дотрагиваться макушкой до острого колена, хитро улыбающегося инопланетянина. Первые кошмары, когда просыпаешься от собственного крика вся в слезах, с мокрым лицом, утыкаясь сразу же в грудь неведомо как оказавшегося в ее комнате Ашая, да так и засыпаешь во второй раз, но теперь уже без снов. Они недели две так мучились оба, а потом Соня стала спать под боком у своего Шай-ти. Рядом, но не с ним. Тот принял и понял. Только иногда, Ашай, когда думал, что Соня спит и не знает, ласково пробегал рукой по растрепанным волосам или напряженной спине девочки. Она в такие моменты делала вид, что спит. Знакомство с Тай-до-ко. Непонимание. Если с Ашайем все было просто, то тут как об стенку бьешься! Нет, Соня уважала жрицу и... сочувствовала ей, но не больше. Девушка прекрасно понимала, что друзьями им не стать никогда – слишком разные у них ценности, отправные точки, с которых начинались их личности. Фенх, забавный и заботливый. Его “свет”. Глядя на них Соня в первый раз поняла, что значит быть – “светом”. Поддерживать, оберегать и хранить, сдерживать и направлять. Это звучало дико, чужеродно ей, но... это было. У тех двоих. И их отношения были... милым бардаком, который являл собою величайший образчик упорядоченного хаоса. Эксперимент с прикосновениями. До сих пор при воспоминании о нем щекам становится горячо, а тело ломит от... чего-то. Только ломота это приятная, тягучая и какая-то... приятная. С ней было, как с шоколадным тортом – съел кусок, а хочется еще и еще, пока на блюде не останется ни крошки. Это чувство было новым и в какой-то степени даже желанным. Соня тогда смотрела на Ашая не отрываясь, на то, как он замер под ее руками, словно боясь спугнуть, оборвать это мгновение, драгоценное для него. И осознание того, какой же дурой она тогда была, когда пряталась от него в свои собственный страхи. И поцелуй-приглашение... Вот уж никогда бы не подумала! Но, как честно признавалась сама себе Соня, ей после этого эксперимента уже мало было просто быть рядом. Она постоянно так и норовила прикоснуться, обнять, поцеловать... Не важно куда, в губы, в щеки, в грудь, в руку... Только бы еще раз увидеть то сияние в глазах своей “тьмы”. Страх за нее, дни перед состязаниями, и то, к чему это все привело. – Милый мой, драгоценный... От этих воспоминаний в груди разгорался огонь, постепенно по венам, с каждым ударом бешено бьющегося сердца, распространяющийся по всему телу, до самых кончиков пальцев, с которых этот огонь падал тяжелыми каплями на белый песок. И чем жарче становилось Соне, тем крепче она прижимала к себе вырывающееся чудовище, и пусть ей было больно, пусть спину исполосовали раны, пусть... Этот огонь обжигает сильнее, чем даже настоящее пламя. От него и больно, и душно, и хочется плакать, но слезы высыхают быстрее, чем успевают коснуться ресниц, боль перекрывается новой, еще более сильной, как волна волною, а ожоги расцветают золотыми цветами с полупрозрачными лепестками... – Мой... Я не отдам тебя, никому-никому, слышишь? Только не оставляй меня и ты. И отступило безумие, испугавшись огненных цветов, украсивших волосы Тай-до-рю там, где Соня провела рукой. В черных глазах начало разгораться узнавание, а следом за ним пришло и понимание... И вот уже вместо чудовища девушка обнимает просто свою “тьму”, своего Ашая. – Соня? – Да. – Ты вся сияешь, как звезда... – голос – тихий шепот, нежный-нежный. – Моя звезда, воссиявшая во тьме... – Если ты этого хочешь, но только не теряйся больше, я еле тебя нашла. Пульс – тонкая нить, отливающая белым золотом, она трепещет, звенит, окутывает их, сковывая цепи, которое ничто не сможет разорвать... И наглец, посягнувший на них осыпается пеплом на белый песок. – А теперь спи, спи... И жар потихоньку сходит на нет, и вянут цветы, рассыпаясь сотнями искр...