Читаем Вселенские Соборы полностью

Вселенские Соборы

Bсe ударение Кирилловой доктрины переносится на единство лица Христова: Он есть «нечто единое из двух» («εν τι τо εξ αμφοΐν»). «Различны природы, сочетавшиеся в истинном единстве; но Один из обеих Христос и Сын не в том смысле, чтобы различие природ уничтожалось вследствие такого единения. Как же назвать это своеобразное «единство из двойства» («εν τι τо εξ αμφοΐν»)? Вот тут-то Кирилл с наивностью и ссылается на фальсификацию аполлинаристов, которая обманула на время всех «восточных». Это знаменитая «μία φύσις του θεού Λόγου σεσαρκωμένη» – «единая природа Бога-Слова воплощенная». Природы эти полные и не уничтожены через соединение.

Однако с момента воплощения они составляют единое живое целое, и дело богослова не раздвоять их, a утверждать их чудесное единство. Лишь отвлеченно обсуждать τα εξ ων, т.e. «материалы-природы, из которых состоит единый Иисус Христос».

Рискованность, слабое место такого богословствования видны из первого письма Кирилла к Несторию (начальные слова которого Του Σωτήρος): «Евангельские выражения мы не разделяем (μερίζομεν) ни по двум ипостасям, ни по двум лицам, ибо не двойственен Единый и Единственный Христос, хотя Он и мыслится из двух и различных «данных» («καν εκ δύо νοείται και διαφόρων πραγμάτων»). Равно как и человек мыслится из души и тела, однако не двойственен, но один из того и другого (αλλ, εϊς εξ αμφοΐν).

Эти слова Кирилла, по разности идей и терминов, не были удачной стрелой, попадающей в концепцию Нестория. У Нестория нет речи о «лицах

». Он говорил об отнесении разных евангельских выражений к двум разным «природам». И только к «природам», a не к «лицам» (двух «лиц» y него нет). «Природа» же, по Аристотелю, на котором стояла Антиохийская школа, не может быть неипостасной. Ипостась – это категория природы, конкретная реализация абстрактного понятия «природа». «Различая» две природы ипостазированных, Несторий не употреблял глагола μερίζω (разделяю), a только διαιρώ (различаю).

Посему Кирилл не попадал в цель, посылая анафему «тем, которые разделяют выражения по двум лицам или ипостасям и одни из них приписывают человеку, мыслимому отдельно (!!) от Бога-Слова».

При разнице школьной техники мышления и терминологии это александрийское Кириллово построение искренно казалось Несторию просто клеветой, во всяком случае непониманием, искажением его антиохийских формул. И он ответил на это контранафемой «на тех, которые выражения о Христе (а Он из двух природ) понимают, как будто они сказаны об одной природе, и Богу-Слову приписывают страдания, как по человечеству, так и по Божеству».

Кириллово выражение, что Христос «не двойственен» («оύ διπλούς»), потому уже двусмысленно, что после изживания всего спора наша церковь наставительно в догматике 8-го гласа нам внушает: «Един

есть Сын сугуб естеством (διπλούς την φύσιν), но не ипостасию (αλλ'ου την υπόστασιν)».

Для Кирилла, как мы сказали, не составляло никакой трудности так называемое взаимопоставление предикатов (αντιμεθιστασις των ιδιωματων, communicatio idiomatum), относимых к единственному центру и субъекту, к Единому Лицу Богочеловека. Но слабое и дефективное место в Кирилловой терминологии состоит в том, что единый субъект и центр, к которому относятся все эти предикаты, называется ошибочным термином «μία φύσις» – «единая природа». Формально говоря, это и есть оболочка монофизитской ереси. Именно она и отброшена после суждений III и IV Вселенских соборов.

Более остроумна y Кирилла апология имени Богородица. Он говорил: разговорный язык нам диктует выражение Богородица. Это самое точное название. Ведь человек состоит из души и тела, но он не есть «душа и тело». Кто убивает человека, называется «душегубом» по важнейшей части человека. Кирилл не сливал природ, но и не хотел их различать конкретно. Он соглашался различать «лишь в голой теории, в отвлеченной мысли» («κατά μόνην την θεωρίαν, εν ψιλαΐς διανοίαις»).

Это сказано Кириллом довольно тонко.

Вообще весь стиль мышления и слововыражения y Нестория и Кирилла целиком отличны, как бы выставлены напоказ в психологическом эксперименте. Несторий утверждал человечество во Христе до грубости конкретно. Кирилл утверждал то же, но слишком отвлеченно. По словам Кирилла, на деле нет даже «взаимозаменимости предикатов» (αντιμεθίστασις των ιδιωμάτων)», ибо «нет перенесения

, a есть прямое отнесение к единому центру».

И Кирилл и Несторий считали друг друга оступниками от Никейского символа.

Для Кирилла весь Никейский символ вытягивался в прямую линию сказуемых, относящихся к единому подлежащему.