«Вселить в них дух воинственный»: дискурсивно-педагогический анализ воинских уставов

Очень важно, что «Ученье» не ограничивалось перечислением обязанностей воинских чинов, что стало уделом не столь уж далекого будущего и по наследству перешло в современные российские уставы – оно устанавливало, какими качествами должен был соответствовать тот или иной чин, например: «…та рота гораздо устроена, когда капитан печется о своих салдатах. А поручик мудр и разумен. А прапорщик весел и смел» [171, с. 64–65]. Это урок для нас: все многотрудные обязанности по занимаемой должности запомнить нелегко, да и очень уж это неприятное слово – «обязанности», очень уж отдающее принуждением, которому всегда противится человеческая природа, но вот соответствовать простым и

привлекательным качествам, каждый может почитать за честь. А значит, в исполнении воинского долга рождается та почти немыслимая для нас сегодня приятность

[5], с которой когда-то было сопряжено понятие о благородстве военной службы. И тогда не возникнет необходимость в ст. 2 современного устава внутренней службы, требующей от военнослужащих организованных действий, независимо от их желаний. Если нет желания – нет и надлежащего исполнения – это аксиома. В критической же ситуации, в бою, когда «и командиры все охрипли», по выражению Б. Окуджавы, именно сформированные воспитанием воинские и человеческие

качества остаются тем поплавком, который препятствует психике низринуться в темные глубины страха и хаоса и позволяет сознательно исполнять служебные обязанности.

Воинские уставы Петровской эпохи

Петровская эпоха ознаменовалась разработкой и принятием уставов, по которым русская регулярная армия жила почти полтора века. Идеи, заложенные в уставах 1607 и 1647 гг., получили в «Уставе воинском» (1716) и «Уставе морском» (1720) свое развитие. Даже в документах военного законодательства того времени чувствуется стремление воспитать в войсках понятие о воинской чести, гордости за принадлежность к воинскому званию, которое само по себе поднимало солдата над уровнем простой черни и служило средством, ограничивающим необходимость применения дисциплинарных мер. Для армии, практически с самого начала своего существования комплектуемой на основе рекрутского набора, – а в рекруты и мiр и помещики всегда стремились отдавать далеко не лучших людей, – это было актуально. Воинские статьи «Устава прежних лет» (1702) предваряет эпиграф: «Чрез оружие домогаются чести» [108, с. 13]. «Артикул воинский» (1715) благородно уравнивал в солдатском звании всех воинских чинов независимо от чина: «Имя солдата просто содержит в себе всех людей, которые в войске суть, от вышняго генерала, даже до последняго мушкатера».

Примечательно, что должностные обязанности «Устав воинский» начинал излагать в том же порядке, что и устав 1607 года, с самого «вышняго генерала» – фельдмаршала и генералов от инфантерии и кавалерии. Не отставал и «Устав морской», начиная с обязанностей флагмана. Требовалось же от господ командующих много, например, фельдмаршал должен был быть «не точию муж великого искусства и храбрости, но и доброго кондувита, [сиречь всякой годности] которого бы квалитеты [или качества] с добродеянием и благочестивою справедливости связаны были. Ибо храбрость его неприятелю страх творит, искусство его подвизает людей на него твердо уповати и о виктории и благосостоянии весма обнадеживанным быти» [153, с. 14–15]. Генералы в свою очередь уподоблялись человеческой душе, без которой ни один член, составляющий тело войска, исправно функционировать не может.

Такие высокие нравственные требования к высшему командному составу, закрепленные уставом, и сама последовательность «распределения ролей» по значимости, с самого верха властной пирамиды, как пред ставляется, чрезвычайно важна и актуальна. Ни одна армия не может эффективно выполнять свои задачи без прочной внутренней связи, скрепляющей солдата и главнокомандующего, без взаимного доверия и твердой уверенности друг в друге. Слабым местом системы уставных документов Российской армии является отсутствие устава об обязанностях военного руководства, не ограничивающегося перечислением их должностных обязанностей, но формирующего в армии представление о требованиях к нравственному облику должностного лица, которому вверены десятки и сотни тысяч человеческих жизней. Устав, подобный американскому полевому FM 22–100 «Армейское руководство» (1999), смог бы стать средством воспитания у личного состава уверенности, что офицер или генерал, поставленный на ту или иную должность, занимает ее неспроста, что должность предполагает соответствие лица, ее занимающего, высоким стандартам профессионального и личностного развития. Нет сомнения, что это располагало бы к доверию руководителям высокого ранга, о которых в войсках, на флоте и в обществе сейчас нередко судят в лучшем случае по их послужному списку.