Всемирная выставка в Петербурге

– Нечаев, почему вы называете его Андреем Андреевичем? – Неожиданно раздался сзади голос одного из его свиты. – Это же министр внутренних дел! Николай Львович Перовский!

– Почему мы не убьём его? – Раздался другой голос.

– И откуда вообще вы знакомы? – Добавился третий.

Глава 38, В которой Миша замечает, что что-то не то.

Отношение Миши к Венедикту несколько раз в день менялось на противоположное. В принципе, ничего плохого ему этот тип не сделал — ну, если не считать подстроенного выселения от Скороходовой, за которое он сто раз извинился. Он даже, как случайно оказалось, пытался оказать помощь Ольге Саввишне, когда её ранило; и это не говоря о прямом отмщении прямой убийце. Были и другие детали в поведении Венедикта, вызывавшие симпатии к нему; в конце концов, он дал сейчас Коржову кров и стол. Общались они немного, но когда беседовали, то находили между собою немало общего: оба любили газетные происшествия, оба считали упадническим современное искусство, оба уже потеряли обоих родителей. Даже внешностью они были похожи и могли сойти за братьев: близкий возраст, близкий рост, русые волосы, одинаково постриженные и расчёсанные на косой пробор... И всё же глубоко внутри у Миши копошился червь сомнения. Хоть Венедикт и сказал, что преследовал Веру Николаевну, а та, стало быть, выслеживала Мишу, слишком странно они встретились! Уж как-то больно складно всё совпало! Да и зачем этому удивительному субъекту понадобилось теперь завязывать дружбу с Коржовым и селить его у себя дома, было тоже полностью не ясно. Он, конечно, говорил, что делает это, чтобы загладить вину за прошлые свои «шалости», но... Мишино чутьё время от времени посылало ему подозрительные сигналы.

Впрочем, спать в кровати и есть каждый день горячую еду Мише хотелось, а куда ещё податься, он не знал. Вот и жил пока у этого сомнительного «друга» в размышлении, что делать. О том, что с Варей надо всё-таки повидаться, и бегать бесконечно от полиции нельзя, Коржов думал всё чаще и чаще, так что пойти на Выставку в день испытания «русского чуда» не отказался. Надо же было, в конце концов, хоть одним глазком посмотреть на результат этой многомесячной стройки в действии!

Своей бывшей работы он буквально не узнал. В смысле сооружений Голодай не изменился со времён последнего коржовского визита, но атмосфера царила теперь тут совершенно другая. В галерее машин громыхали стальные гиганты; оркестр без устали играл вальсы и польки; по силе издаваемого шума с ними соревновались продавцы баранок, пирожков, конфет на палочках, заваренного чаю, папирос и прочей мелочи; весело кричали зазывалы в павильоны; дико кричали туземцы в своих поселениях; гневно кричал граф Толстой; не по-русски кричали потерявшие друг друга иностранцы... А потеряться на Выставке было нетрудно! Народу тут было столько, что перед каждым шагом приходилось раздвигать толпу руками — особенно ближе к воротам и к колесу, которое беспрерывно теперь вращалось! Словом, всё происходящее заслуживало называться не иначе, как вавилонским столпотворением. Причём, Бог языки уже смешал, и люди друг друга не понимали, в том числе, русские русских. Но расходиться они почему-то никак не хотели.

Кое-как дотолкавшись до колеса, они с Венедиктом принялись изо всех сил вглядываться в толпу. На часах была, как договаривались, половина двенадцатого, но Вари видно не было.

– Кажется, мы выбрали не очень подходящее место для встречи, – пробормотал Михаил. – Тут друг друга найти мудрено...

– Да уж, не предусмотрели, – отозвался Венедикт.

В следующий миг они едва не потеряли и друг друга: раздался настойчивый звон колокольчиков, толпа как волна откатилась в сторону колеса, потащив за собой ничего не соображающих Мишу и Венедикта, а через секунду по едва расчистившейся мостовой проехал паромобиль, в кузове которого стояли два фотографических аппарата с фотографами при них, киношник, судорожно крутящий ручку своей волшебной коробки, а также человек, кричащий в рупор:

– А-ну, расступились!.. Пока что лидирует барышня Эндрюс из Англии, дочь инженера! Но её вот-вот вот настигнет офицерская жена мадам Дюмон!.

Следом за машиной мчался рой раскрасневшихся дамочек на разношёрстных велосипедах. «Батюшки, здесь же ещё и соревнования!» – вспомнил Коржов. Чокнутые бабы на колёсах пронеслись в мгновение ока; за последней из них, пухлой барыней в годах, которая ехала так медленно, что можно было успеть разглядеть все оборки на её юбках и все ленты на её чепчике, толпа вновь сомкнулась, словно море за народом Моисеевым.

– Здесь творится чёрт знает что! – Пожаловался Коржов, когда вновь обнаружил Венедикта в зоне досягаемости.

– А знаете, что я подумал? – Сказал Венедикт. – Что, если ваша невеста ждёт с той стороны колеса, а не с этой?

– Может быть, конечно, что и с той! Да как увидишь? За толпой-то ничего не разглядишь! Пойдём туда?

– Давайте-ка лучше разделимся. Вы будьте здесь и смотрите во все глаза. А я попытаюсь обойти вокруг колеса, поискать её с разных сторон.