Всеобщая история кино. Том 4 (первый полутом). Послевоенные годы в странах Европы 1919-1929

Была ли постановка фильма на той же высоте, что и сценарий? Вряд ли. Во всяком случае, фильм не имел большого успеха, несмотря на хвалебные отзывы критики. Возможно, что картина не понравилась из-за того, что опередила свое время показом «душевного состояния», определенной «атмосферы» вместо ряда жестоких или роскошных иллюстраций.

В «Эр нувель» некий Ж. Д. выразил эту мысль, написав:

«Мы настаиваем на том, что в кино, искусстве чисто зрительном, должно прежде всего стараться дать нам красивые картины. Психологическая интрига уместна в пьесе или в романе, фильм же нуждается в картинах «фотогеничных». А сюжет «Молчания» не дает им места…»

Итак, этот фильм шел против течения. Таково было основное достоинство исчезнувшего произведения, которое его автор определил как «сжатую светскую драму, имеющую своеобразный характер, потому что она представляет собой монолог и мы наблюдаем красноречивое «молчание» человека, оставшегося наедине со своими мыслями и воспоминаниями. Мы видим его воспоминания как бы в некотором отдалении от драмы, в которой всего один персонаж. Мне хотелось, чтобы у зрителя создалось впечатление, будто в «Молчании» только одно действующее лицо».

«Лихорадка» была снята за несколько дней на студии «Гомон». Чтобы финансировать эту постановку, Деллюку пришлось дать одну из главных ролей (роль молодой восточной женщины) русской актрисе (уроженке Черногории и жительнице Венеции) Елене Саграри. Эта богатая дама не имела особого таланта, и Деллюк поручил ей бессловесную и довольно бесцветную роль, но и тут не добился успеха. Восточная исполнительница тем больше коробит нас в этом фильме, что она несет в себе сомнительное очарование, присущее «Сломанным побегам».

Фильм был поставлен в феврале 1922 года всего за одну неделю, в одной декорации, изображавшей кабачок «Бар-Бар», о съемках которого Деллюк оставил яркие воспоминания:

«Мы провели неделю в матросском кабачке. <…> Эта драма, как говорится, «создающая атмосферу», снималась в Париже, на студии мсье Леона Гомона, при многих градусах ниже нуля.

Февраль на Бют-Шомон. Тут есть чем помянуть Марсель весной.

Снаружи студия Гомона похожа на фабрику. Внутри она больше напоминает собор. <…> В нем могут свободно работать четыре режиссера, но их оказалось шесть или семь.

В громадной клетке Берта Дагмар [25]заставляет прыгать львов, которые издают великолепный рык. Как всякий муж-эгоист, Жан Дюран не лезет в клетку, а смотрит со стороны. Это просто садизм.

Рядом больничный коридор и палата для больных, Рене Шометт, с глазами типа Евы Лавальер, умирает в маленькой кроватке на глазах у Протазанова

[26]. Этот тощий, длинный, чудаковатый и нервный режиссер непрерывно размахивает длинной палкой, как у возчика. Кажется, будто он собирается прикончить умирающего… Все это называется «Смысл смерти».

Что до смысла жизни, то он проявляется повсюду. Немного подальше Леон Пуарье считает нужным еще охладить ледяной воздух студии с помощью вентиляторов и самолетных винтов, запущенных, чтобы ветер трепал дикий терновник в ландах, где бродит Сюзанна Депрэ, переживая трагедию, выдуманную ее упрямой головкой [27].

Понадобилось всего четыре дня, чтобы построить декорацию для «Бар-Бар». Морис, руководитель работ, действует, как все маршалы империи или как Антуан в Одеоне. Он ни во что не вмешивается. Потом, когда он окончательно убедится, что «все эти парни ни черта не смыслят», он за пять минут исправит все неполадки, и декорация готова…».

В «Лихорадке» играли главным образом непрофессиональные актеры. По словам Деллюка, Ноэми Сиз (жена критика из «Синэа»), Лина Шомон, Винтиан, Боль, Муссинак (критик и друг детства Деллюка) и его жена Жанна Кадикс никогда не снимались в кино. Что касается знаменитого клоуна Фотитта, он уже давно забыл, что на заре кинематографа, в 1896 году играл у Эмиля Рейно и снимался у оператора Люмьера. Это привлечение непрофессиональных актеров было до некоторой степени вынужденным. Имея мало денег для постановки фильма, Деллюк попросил своих друзей быть для него «умными статистами», не требующими оплаты.

«Мы провели три дня в Бар-Бар, — пишет он, — и вот у нас уже нет актеров. Будь то профессионалы или любители, все они вовлечены в действие, которое их оживляет и очеловечивает. Почему? Из-за необузданности ли персонажей? Из-за забавной ли атмосферы драмы? Из-за быстроты ли и насыщенности действия, которую все мы вносим в исполнение этой пьесы, длящейся всего восемь дней, тогда как нормально ей понадобилось бы три или четыре недели? Пока я этого не знаю. И никогда не узнаю.

Лихорадка усиливается. Бал неистовствует. Пары алкоголя окутывают эти десять или пятнадцать трагедий, которые, сливаясь, создают трагический ансамбль. Только потом мы поймем, что ставить этот фильм было просто безумием.

Разумно рассуждая, невозможно подробно указать, что должен делать каждую минуту каждый из тридцати персонажей, которые должны находиться все на переднем плане, то есть быть все одинаково значительными в глазах зрителя.