Вся ваша ненависть

– Со мной? – переспрашиваю я, и от шкафчиков отскакивает эхо. – Что это был за комментарий?

– Да расслабься! Я просто была в игровом запале.

– Шутка про «жареную курочку» – это «игровой запал»? Серьезно?

– В столовке давали курицу! Вы же с Майей сами об этом шутили… И на что ты вообще намекаешь?

Я продолжаю нарезать круги.

Тут глаза у Хейли округляются.

– О боже. Ты решила, что это расистская шутка?

Я перевожу на нее взгляд.

– Ну, ты так пошутила про единственную чернокожую девчонку в зале. Как еще это понимать?

– Блин, Старр? Серьезно? После всего, через что мы прошли, ты думаешь, что я расистка?

– Нельзя сказать что-то расистское и не быть расисткой.

– Да что с тобой происходит, Старр? – вмешивается Майя.

– Почему меня все об этом спрашивают? – огрызаюсь я.

– Потому что в последнее время ты странно себя ведешь! – огрызается Хейли в ответ. Она смотрит мне в глаза и спрашивает: – Это как-то связано с полицейским, который застрелил драгдилера в твоем районе?

– Ч-что?

– Я слышала по новостям и знаю, что теперь ты увлекаешься подобными вещами…

Подобными вещами? Что это еще, блин, значит?

– По телику сказали, что дилера звали Халиль, – продолжает Хейли, и они с Майей переглядываются.

– Мы хотели спросить, не тот ли это Халиль, который был у тебя на днях рождения, – добавляет Майя. – Но не знали как.

Драгдилер. Вот, значит, кто он для них. Не важно, что его в этом только подозревают. «Драгдилер» звучит гораздо убедительнее, чем «подозреваемый в торговле наркотиками».

Интересно, как будут воспринимать меня, если станет известно, что в машине с ним была я? Как оборванку из гетто с наркоторговцем? И что обо мне подумают учителя? Друзья? Да и вообще весь мир?

– Я…

Я закрываю глаза. Халиль смотрит в небо.

«Старр, не суй нос куда не надо!» – говорит он.

Я сглатываю и шепчу:

– Этого Халиля я не знаю.

Такое предательство даже хуже, чем то, что я встречаюсь с белым парнем. Черт, отрекаясь от него, я почти стираю все те мгновения, когда мы смеялись и плакали вместе, все те секунды, что провели вместе. В голове звучат миллионы «прости», и я надеюсь, что Халиль их слышит, где бы он сейчас ни находился. Пускай этого и недостаточно, но я должна была так поступить. Должна была.

– Так в чем тогда дело? – спрашивает Хейли. – Сегодня годовщина Наташи или что?

Я смотрю в потолок и моргаю как можно чаще, чтобы не зареветь. В Уильямсоне, кроме моих братьев и учителей, о Наташе знают только Хейли и Майя. Но мне жалость не нужна.

– Пару недель назад была мамина годовщина, – говорит Хейли. – И у меня несколько дней подряд было хреновое настроение. Поэтому, если тебе грустно, я все понимаю, но, Старр, как ты можешь обвинять меня в расизме?

Я моргаю чаще. Боже, я отталкиваю ее и отталкиваю Криса. Черт, разве я их заслуживаю? Я храню случившееся с Наташей в секрете и только что отреклась от Халиля, хотя сама могла оказаться на их месте. У меня даже не хватает порядочности чтить о них память, хотя мы были лучшими друзьями.

Я прикрываю рот рукой, но всхлип все равно рвется наружу. Я всхлипываю громко, и от стен рикошетит эхо. Еще раз, еще раз и еще. Майя и Хейли гладят меня по спине.

В раздевалку врывается тренер Мейерс.

– Картер…

Хейли смотрит на нее и поясняет:

– Это из-за Наташи.

Тренер тягостно кивает.

– Картер, сходи к мисс Лоуренс.

Что? Она решила отправить меня к школьному психологу?.. Только не это.

Все учителя знают про бедняжку Старр, на глазах у которой в десять лет убили лучшую подругу. Раньше я все время плакала, и они всегда твердили одно и то же: сходи к мисс Лоуренс. Я вытираю глаза.

– Тренер, я в порядке…

– Нет, не в порядке. – Она достает из кармана пропуск и дает его мне. – Поговори с ней. Тебе это поможет.

Нет, не поможет. Поможет кое-что другое.

Я беру пропуск, достаю из шкафчика рюкзак и выхожу в зал. Одноклассники наблюдают, как я в спешке ухожу. Крис окликает меня. Я ускоряюсь.

Вероятно, они слышали, как я плачу. Шикарно. Что может быть хуже, чем озлобленная чернокожая девчонка? Слабая чернокожая девчонка.

Когда я подхожу к кабинету директора, мои глаза и лицо окончательно высыхают.

– Добрый день, мисс Картер, – здоровается профессор Дэвис, директор школы, и уходит, не дожидаясь моего ответа.

Неужели он знает по именам всех учеников? А может, только чернокожих, как он сам? Как же бесит, что подобные мысли лезут в голову…

Его секретарша, миссис Линдси, с улыбкой меня приветствует и спрашивает, чем может помочь.

– Мне нужно позвонить, – говорю я. – Мне нехорошо, и я хочу, чтобы меня забрали.

Я звоню дяде Карлосу. Родители стали бы задавать слишком много вопросов. Я должна как минимум потерять конечность, чтобы они забрали меня из школы. А дяде Карлосу достаточно и того, что у меня прихватило живот, – и вот он уже на подходе.

«Проблемы по женской части» – после этих слов у него не остается вопросов.