Всячина (СИ)

   Они тут говорят, как в театре артисты играют. Машут руками, представляют в лицах. Вот и Грашку эту в лицах представили. Она живет на свалке, вот там, по берегу. Это свалка разбитых кораблей. Где им тут биться? Да дело не в том, где, а - как. Грашка, когда ей приспичит, выходит ночью к морю и начинает петь. И она так поет, так поет, что слышно не только в городе, а по всему-всему морю. В городе мамки закрывают двери и окна, загоняют всех в постель и следят, чтобы никто из детей не вылез на улицу. А в море - тут как уследишь? И на ее пение начинают сворачивать корабли. Но море большое, а кораблей в нем все равно мало. Поэтому обычно только один. Ну, два было разок, так об этом весь город помнит. В общем, Грашка поет, корабль поворачивает на ее пение и прет через бухту вот туда, к свалке. И там уже по-разному выходит. Она с кораблями будто играет. Поднимает руки, и корабль как бы между ладонями оказывается. Она - хлоп! И нет корабля. И никого вообще нет. Одни обломки. Или хватает за нос и корму и разламывает посередине. А иногда не трогает, а продолжает петь, пока корабль на полном ходу не врезается в мель. А когда она устает, или если наиграется когда и спать ложится, тогда уже все городские бегут сюда к морю и собирают обломки и все, что осталось. А если почти целый корабль, так весь его обирают, а моряков по семьям забирают. Она своим пением у них просто всю память отбивает, и они нигде больше не хотя жить, кроме как здесь.

   - Ей вроде мой корабль понравился.

   - Ну, значит, ночью будет петь, если вы отчалить успеете. А нет, так завтра, значит.

   Получив свою плату, пацаненок убежал. А капитан долго смотрел на свой корабль, кладя голову то к левому, то к правому плечу.

   Наутро Грашка опять стояла в тени таможни и смотрела, как матросы занимаются уборкой перед отчаливанием.

   - Нравится? - капитан опять подошел бесшумно.

   - Ага. У меня такого не было. Большой, красивый.

   - А хочешь покататься? Мы сейчас груз отвезем, а потом опять вернемся сюда же с заказом. И потом уже - домой. Могу взять тебя с собой.

   - Мне нельзя, наверное..., - неуверенно проговорила Грашка. - Я тут нужна.

   - Так я же и говорю: туда - и обратно. За неделю обернемся по любой погоде. Что тут за неделю сотворится? Ну? В полдень отчаливаем. Давай, решайся!

   Лосс как будто видел маленькие шестеренки и рычаги, крутящиеся и щелкающие в голове у девчонки. Неделя - это же немного совсем. А потом, будет ли еще возможность покататься?

   - Я приду! - и унеслась сквозняком за угол и к себе куда-то туда по берегу, по укатанному волнами твердому белому песку.

   Ровно в полдень барк "Алпара" отчалил. Экипаж стоял по местам. В связи со слабым ветром подняты были почти все паруса. Грашка стояла на корме и смотрела, как паруса надуваются и начинают толкать парусник все быстрее и быстрее вперед в открытое море.

   А потом был обед в кают-компании, где ей представились, как взрослой даме, все офицеры корабля. И на десерт - сладкое мороженое, после которого так сильно захотелось спать...

   ...

   - Тащи, тащи! Да потихоньку, что мы - звери какие, что ли. На камнях положишь, фляжку рядом оставишь. А больше-то ей ничего и не надо.

   Суета. Лязг кабестана. Приглушенные команды. Шлюпка на воде. Весла, без брызг, почти бесшумно окунающиеся в темные воды.

   Капитан Лосс, дождавшись доклада первого помощника, лично командовавшего матросами на шлюпке, отметил на карте, тщательно вымеряв координаты:

   "Остров сирены".

   Пометил знаками опасности и осторожности. Написал сбоку:

   "Мореплаватель! Остерегись проплывать возле этого места! Здесь живут чудовища!"

   Пора было рассчитывать новый курс.

   Его барк никогда не заходил дважды в один и тот же порт.

Зиц

   Звонок в дверь застал известного писателя М. за утренним кофе.

   Вообще-то для большинства давно уже наступил день, и народ в своих офисах поглядывал на часы, прикидывая, когда начнется обед. Но писатель М. работал по ночам, а спал, когда все шли на работу. И завтрак у него, получается, начинался в одиннадцать-двенадцать часов дня, а то и позже. Он всегда и всем говорил, что ночью пишется намного лучше: нет постоянного назойливого уличного шума, который слышен даже через тройные стеклопакеты. Никто не шаркает ногами над головой. Внизу никто не болеет громко за футбол... Что, футбол по вечерам, а не ночью? Ну, тем более - вот и вечером ведь не поработать из-за этого футбола. Ему, писателю М., нужна была тишина и темнота за окном.