Всё хоккей

С Алькой мы встречались почти каждый день до моей поездки на решающий матч Евротура в Стокгольм. Это были, пожалуй, самые счастливые и веселые встречи. И я уже ни на секунду не сомневался, что влюблен по уши. Алька отвечала мне той же любовью. Хотя о любви говорила меньше, чем я. Она не любила лишних слов о любви. Хотя о посторонних вещах болтала легко и без умолку. Мне это нравилось. С ней было настолько надежно, что не хотелось думать о ненадежности жизни. Все мои проблемы Алька решала на словах, и проблемы, как ни парадоксально, действительно легко решались.

– Представляешь, Алька, тренер заявил, что я сноб. И это меня может погубить.

Алька прижималась всем телом ко мне и горячо дышала в лицо.

– А ты не будь снобом, хоккеист. Ведь со мной ты не сноб. И ничто тебя не погубит.

– А Шмырев и вовсе обозвал меня жлобом. Наверное, от зависти.

– Жлобам не завидуют. Со мной ты не жлоб. И со своим Шмыревым не будь им.

Мне и впрямь казалось, что с Алькой я становлюсь лучше. Потому и старался как можно реже видится с мамой.

Это был наш последний вечер перед поездкой в Стокгольм. Снег прямо валил на наши головы. Метель сбивала с ног. Я приподнял воротник алькиной фуфайки и потуже завязал старенький махеровый шарф на ее шее.

– Знаешь, Алька, я женюсь на тебе, – мои слова перехватил ветер и унес в неизвестную даль вместе со снегом.

– Что-что? – закричала Алька, сделав вид, что не услышала.

– А вот так! Возьму и женюсь! – еще громче закричал я. И в ответ загудел ветер.

– Не слышу, хоккеист! – в ответ закричала Алька, вновь притворившись, что не услышала.

– Вот женюсь и все! – уже орал во все горло я. – Вернусь и женюсь!

– А я не слышу! – смеялась мне в лицо Алька, придерживая шапку-ушанку двумя руками.

Я безжалостно содрал шапку с ее головы, бросил в сугроб. Золотистые волосы девушки рассыпались по меховому воротнику. Я осторожно приподнял один локон над ухом и еле слышно зашептал прямо в ухо.

– Выйдешь за меня замуж, Алька?

– Ты бросаешь слова на ветер, хоккеист.

Ветер и впрямь разошелся не на шутку. Мы еле держались на ногах.

Я схватил Альку в охапку, и мы укрылись в подъезде.

– Здесь нет ветра, Алька. Ты выйдешь за меня замуж?

– А ты вернешься ко мне, хоккеист?

– Хоккеисты слов на ветер не бросают. Я не просто вернусь, я завалю тебя кучей подарков. Что тебе привезти, Алька?

– Не будь смешным, хоккеист. Чего здесь нет, что есть в Стокгольме? И снег есть, и метель, и елки растут, и даже одна продавщица продает абхазские мандарины на углу, слыхал? Ну, разве что нет краски «Гарнье-Стокгольм». А может ее и вовсе нет?

– В ней ты уж точно не нуждаешься, – я намотал золотистую прядь волос Альки на свой палец. И поцеловал ее. Я собирался сказать, что привезу свою победу, но вспомнил, что победу накануне уже пообещал маме. – В таком случае я привезу тебе свое слово.

– Ты думаешь, из этого слова что-нибудь может получиться? Хоккеист и торговка?

– Ты ошибаешься, Алька, где ты здесь видишь торговок? Хоккеист и его… Его… – слово «жена» почему-то у меня застряло в горле.

– Возвращайся, хоккеист, – Алька нежно поцеловала меня в губы и, слегка оттолкнув от себя, бросилась к своей квартире. Я ее не держал. Слова не мог унести ветер, даже такой сильный, как сегодня. Ведь хоккеисты слов на ветер не бросают.

Альку я тут же забыл, едва ступив одной ногой на мостовую Стокгольма. Знаменитая городская ратуша на острове Кунгсхольмен, где ежегодно устраивается банкет и бал в честь нобелевских лауреатов и где я раскупорил самую дорогую бутылку шампанского от Pernod Ricard за «штуку» евро, Королевский дворец и Опера, сад скульптур Карла Миллеса, где я фотографировался у каждой скульптуры, каждый раз немного изменяя свой гардероб… А сам матч! Мой оглушительный успех – «хет-трик»! Фуршеты, поклонницы и поздравления… Все это притупило память о чувствах. Все теперь работало исключительно на имидж. Это было просто необходимо для тех интервью, которые я раздавал направо и налево.

Маме я звонил каждый вечер и взахлеб рассказывал о своих победах. А по возвращении, утонув в цветах, автографах и воздушных поцелуях длинноногих дорогостоящих девиц, я и вовсе устыдился своего недавнего прошлого. Мне оно казалось каким-то новогодним наваждением в пелене снега, словно дед мороз сыграл со мной неудачную шутку. И я в нее, как в детстве, легкомысленно поверил. Разве существует на свете такой альянс – хоккеист и торговка? Даже стыдно кому признаться. Это потом, гораздо позже я осознал, что на моем пути встречались исключительно торговки, разодетые в дорогие шмотки, болтающие исключительно о товаре (приравнивая к нему человека) и знающие цену каждой вещи на свете. Единственной торговкой, из всех встреченных на моем пути, не была Алька. Но это я понял гораздо позднее.

А по приезде мы собирались шумно отметить нашу победу в ресторане.

– Так и быть, можешь пригласить свою даму, – хлопнул меня по плечу Санька Шмырев. – Чего ты ее скрываешь? И так всем известно, что ты влюблен по уши.

Я в ответ хлопнул его гораздо сильнее.