Всё о Кыше, Двухпортфелях и весёлых каникулах

Маринка вынула из-за пазухи фотослед, встала на коленки и, хотя Гарик отчаянно брыкался, примерила его сандалии к фотокарточке.

— Ответишь перед всей школой! А ты, — сказала мне Маринка, — сам не пошёл? Думал чистеньким остаться? Думал, за дежурство всё простится?.. Все мальчишки противные! — Маринка разрыдалась. — Как я их ненавижу!..

У меня тоже навернулись на глаза слёзы: я ничего этого не думал.

— Зачем он его отравил? Чтобы следы замести? — пристала тётка Гарика к маме.

Пашка что-то доказывал Василькову. Гарик заревел от злости, я бросился на него, мы покатились по полу, нас стали разнимать, поднялся такой шум, что в комнату прибежал испуганный майор. Васильков доложил ему:

— Товарищ майор! Очень сложное дело по трём заявлениям на Царапкина. Кроме того, оговор, и самооговор, и отравление. Всё раскрыто, кроме чернобурки. Расследую лично. — Он тихо добавил: — Очень сложное дело.

— Рад, что вам интересно, — сказал майор. — Где Царапкин? Тише, граждане! Ведётся следствие. Нельзя же так кричать!

Я встал с пола. Майор с интересом смерил меня взглядом с головы до ног.

— Хорош… Царапкин! — удивился майор. — Продолжайте следствие!

— Есть! — ответил Васильков и набрал 03. — Скорая помощь? Срочно в Четвёртое отделение милиции… Дизентерия. По подозрению… Несовершеннолетний… От ворованной клубники… немытой… Да-да, вчера сбежал с носилок, весь зелёный… Хорошо, держим…

— Да-а… — сказал майор и ушёл.

Гарик бросился к двери, но Пашка схватил его за руку.

— Мне туда-а-а! — завопил Гарик.

Васильков вызвал дежурного милиционера и попросил:

— Проконвоируйте больного в одно место… Очень лживый у вас племянник. Как же это? — сказал он тётке Гарика, когда конвоир увёл его.

— Теперь соображаю! Я заснула, а он сбежал ночью в сад. Как же я угляжу? Проклятье какое-то… Сами в дом отдыха, а я с ним мучайся… Пускай лежит в больнице, пока не приедут. Нет моих сил… А этого всё равно привлечь надо! — раскричалась тётка. — Вдруг он умрёт?.. Если каждый начнёт ягоды в рот впихивать целыми корзинами, знаете что будет?

— Я же не хотел заражать его дизентерией, — заметил я.

— С какой целью ты обкормил Тюрина клубникой? Тоже с благородной? — спросил Васильков.

Я молчал.

— Серёжа, только не лги! — сказала мама.

— Думал, всё будет шито-крыто. Ответите оба… Ответите! — Пообещала Маринка.

— Клянусь, я его ненавидел, как общего врага! Я не хотел заметать следы!

Тут приконвоировали Гарика. Он старался не смотреть всем нам в глаза. Тётка пригрозила ему кулаком, а мама пристала к Пашке:

— Ты должен был заявить всему дому: «Я не виноват. И не было бы всей этой комедии. Вернее, трагедии».

— Нечего мне заявлять. Хочу, чтобы просто верили, — сказал Пашка. — До каких пор мне не будут верить?

— И правильно! — поддакнул я. — Он и так в высшей степени порядочный человек!

В это время загудела сирена. Гарик вздрогнул. Немного погодя в комнату вошли две санитарки и врач.

— Вот больной! — сказала тётка. — Связать его надо!

Санитарки крепко взяли Гарика под руки. Он вырвался.

— Ничего себе больной! — сказала врачиха.

Санитарки снова поймали Гарика. Его тётка вдруг всхлипнула и сказала:

— Присядем… на дорожку.

Почему-то мы все, и санитарки с Гариком, и врачиха, присели на стулья, а Васильков на краешек стола. Потом тётка встала, и мы встали, и Гарика повели в «скорую помощь».

— Вот выйдет из больницы, — сказала Маринка, — мы тебе и ему трудовое наказание устроим.

Я покорно кивнул головой.

Вдруг в комнату вошёл участковый.

— Ага! Сам явился! — сказал он Пашке. — Ну и двор мне достался, Васильков!

Васильков отвёл участкового к окну. Я услышал, как он говорил ему:

— Ты пошёл по ложному следу. Нельзя так. С ребятнёй нужно по-другому. Не думай… Эта работа не так уж легка и не так уж неинтересна. Очень сложное дело. Пашка ни при чём… — Васильков сказал это строго, как ему самому раньше майор.

— Сигналы были… — оправдывался участковый.

— Товарищ Васильков! — подошла к ним мама. — Я считаю, что дети должны быть реабилитированы. Если это в ваших силах.

— Хорошо. Вы попробуйте собрать членов домкома, а я загляну к вам часа через два. Кстати, мне необходимо побывать на месте преступления, — сказал Васильков.

— Я совсем забыла, — воскликнула мама, — во дворе сегодня собрание в честь пятидесятилетия творческой деятельности нашего дворника! Да-да! Висит объявление.

— Отлично. Я зайду. И потолкую со взрослыми. Пока. — Васильков говорил важно и не спеша, как будто старался показаться старше.

Пашка, Маринка и мама вышли из милиции первыми. Я уныло брёл за ними и около кино под часами неожиданно наткнулся на парня в ковбойке, который из-за моего вранья попал в милицию. Он стоял спиной ко мне, согнувшись от переживаний, а девушка — наверно, его любимая — строго выговаривала:

— С человеком, который в свои двадцать лет попадает в детские комнаты, у меня не может быть ничего общего.

Я остановился.

— Но ты же сама опоздала… — тихо сказал парень. — Это трагическая случайность. И я не виноват. Я даю честное слово!

— А зачем ты принёс справку?

— Я… я… — замешкался парень. — А вдруг бы ты не поверила?