Всю жизнь я верил только в электричество

Эта громадина сделала маленький шаг назад и уставилась на меня, не моргая.

– Вот. Это тебе, – я сделал шаг и приставил траву прямо к его губам. Огромный, коричневый, свирепый на вид верблюд  выпятил трубочкой обе губы и верхней осторожно забрал из рук траву. Он жевал и глядел на меня, а я готов был скакать от счастья. Потому, что подружился с таким прекрасным, милым и сильным животным. Если взял из рук корм, значит, объяснил мне, что мы теперь друзья и бояться его – глупое занятие. Потом я обошел его вокруг, похлопывая по бокам, попробовал зацепиться двумя руками за шерсть выше живота и подтянуться, чтобы потом перехватить шерсть повыше и так забраться на спину, а там сесть между горбами. Но этот трюк верблюд не понял. Он шатнулся в сторону и стряхнул меня на землю. Упал я мягко, не больно, а потому сразу поднялся и стал гладить его по шее, потом по голове, когда он нагнулся и повернул морду ко мне. Я гладил его долго, обнимал и целовал в нос, щекотал его за ухом и говорил всякие приятные слова. Если бы их кто-то говорил мне, то я мог стать окончательно добрым, послушным и никогда не прекращал бы учиться в школе на одни пятерки.

– Эй, шкет!– угробил моё счастливое состояние души и тела громкий как гудок паровоза голос дяди Васи. – Или пасись со всеми тут до поздней осени,            или поехали на ночёвку. А то там, на месте, нас наши ребята ждут. Давай, бегом!

Я ещё раз погладил обоих моих друзей, оглядел, насколько смог увидеть, стадо и побежал обратно. Душа пела. Сердце радовалось. Я уже представлял на бегу, как расскажу про удовольствие от встречи с « кораблями пустыни» лучшим городским дружбанам Вовке и Витьке.

Шынгыс и дядя Вася сидели на траве и докуривали по последней. Они были веселыми. О чем-то смешном, видно, трепались. Может, и не обо мне.

– А как Вы, дядя Шынгыс, плеткой щелкаете, что аж воздух звенит? – я осторожно потрогал рукоятку у него за поясом. Потом спросил строго. По-моему. – И вообще, она Вам зачем нужна, чтобы верблюдов бить?

– Зачем бить, джигит?! – Шынгыс поднялся, достал плетку. Взмахнул, щелкнул. – Это сигналить чтобы. Верблюды, они же как балалар, ну, как дети, значит. Нехорошо бить. Вот она называется по-нашему «камча».

Коня ей потихоньку задену, чтоб пошел бегом быстро. И траву ей кошу.

Шынгыс и дядя Вася в голос захохотали.

– А как это? – я даже присел. Ничего себе – плеткой траву косить!

– Ну как, как… Вот так.

Шынгыс отошел, откинул плетеный конец  камчи за спину и сделал быстрое, неуловимое почти движение. Просвистело жало плетки в сантиметре над землей и вернулось под ноги хозяину.

– Алга! – крикнул Шынгыс и махнул мне рукой, – Бегом, кішкентай ат;ыш!

– Маленький джигит – Перевел дядя Вася.

Я побежал следом, догнал его и остановились мы там, куда он метал жало камчи. Твердая верблюжья трава площадью примерно три на три метра лежала на земле как бритвой срезанная.

– Косим так. Верблюд зима кушать будет на стойле.

– Ни фига себе! Это ж сколько надо нарезать камчами на такую ораву! – Я очень удивился, но поверил. Чего пастуху врать? – А можно попробовать?

– Держи. Хвост брось за спина. Потом кидай быстро.

Я сделал всё как видел в исполнении Шынгыса. Плеть камчи жалко промяукала что-то невнятное, долетела до травы и там застряла.

– На тот год приедем и Шынгыс тебя научит, – дядя Вася подбрасывал на ладони ключ от машины. – Пойдет?

– Айналайын, – ласково подтвердил Шынгыс.

– Пойдет! – я крепко пожал пастуху руку, он проводил нас до машины. И мы поехали. Я радостный и счастливый. А дядя мой уставший и полусонный. Поехали ночевать.

Темнеет в степи почти мгновенно. Отъезжали мы от пастбища ещё в начале сумерек, а как только выскочили на дорогу – хоть свет включай. Двигались мы медленно. Но не потому, что дорога не нравилась. Просто дядя Вася расслабился и  откинулся на спинку. Левую руку он небрежно бросил за окно и она болталась на кочках отдельно от дядиного тела, которое хоть и в размазанном по сиденью виде, но машиной управляло как положено. Дальний свет фар вынимал из длинного светлого куска дороги всё, что на дороге валялось, ползло по ней или бежало. Мы проехали старую, лохматую от пробега в спущенном виде шину, валявшуюся справа от колеи. Потом пошли вперемежку большие и маленькие болты, пружины, гайки и куски металлические неизвестно от чего. Днём, да ещё на скорости, ничего на пути в глаза не бросается. Разве что бревно поперек дороги или глубокая яма. Бревну в степи взяться неоткуда, а ямы большие автоматически огибались вокруг по чуть заметному следу на траве.

– Вон, гляди, ящерица большая от нас удирает, ищет место, чтобы из-под фар вильнуть в темень, – дядя показал пальцем метров на десять вперед.

Там по правой колее набирала скорость длинная, похожая на змею с ногами,  ящерица. Ноги она переставляла так быстро, что, казалось, будто и не ноги у неё, а маленькие колеса. Под лучом правой фары спина её переливалась зеленовато-голубыми  блёстками, а на голове виднелось темное коричневатое пятно.