Всколыхнувший мир

Как заинтересовался бы и обрадовался Дарвин, узнав об этом. Но и то, что он выяснил, уже позволяет ему твердо утверждать: все обошлось без божественного вмешательства, без хлопот Бесконечной Мудрости, - и это гораздо сложнее, прекраснее, замечательнее, чем наивные выдумки о мистическом стремлении к совершенствованию. («Есть величие е этом воззрении на жизнь...»)

Но возражений его идеи встретят куда больше, чем всеми осмеянные «бредни Ламарка», это Дарвин прекрасно понимает. Над Ламарком потешались ведь все же довольно добродушно. Он все-таки не отрицал целесообразности в природе, оставляя лазейку для Бесконечной Мудрости. А теория естественного отбора упраздняла творца совсем. И бог, и мистическая Мудрость становились для развития жизни попросту не нужны.

Дарвин знает, что, отстаивая свои еретические идеи, ему придется очень нелегко. Он еще не обнародовал их, только осторожно делится некоторыми мыслями в письмах и беседах с друзьями. Но уже появляются грозные зарницы надвигающейся бури...

«...Я отнюдь не был уверен в том, что, узнав, к чему клонятся мои воззрения, Вы не сочтете их столь опрометчивыми и глупыми, - пишет он американскому ботанику Аза Грею, - (видит бог, я пришел к ним достаточно долгим и, надеюсь, честным путем), что в дальнейшем откажете мне в своем внимании и помощи. Вот Вам пример: когда я в последний раз видел моего старого испытанного друга Фоконера, он напал на меня и с горячностью, хотя и вполне доброжелательно, сказал мне: «Вы причините больше зла, чем любой десяток натуралистов сумеет принести пользы»... Если я подвергаюсь столь ожесточенным нападкам со стороны моих стариннейших друзей, нет ничего удивительного, что я постоянно ожидаю, что мои взгляды будут встречены с презрением».

Отступать он не собирается. Но укрепить свои позиции и сделать их несокрушимыми - надо. И он продолжает работать: собирать новые факты, обдумывать, уточнять.

К тому же ведь остается еще неясной, не разгаданной до конца другая главная загадка. За нее упорно цепляются защитники неизменности видов. Где же в самом деле прямые, неопровержимые доказательства превращения одного вида в другой? Куда деваются промежуточные, переходные формы? Ведь они должны быть обязательно! Почему же их нет?

Дарвин уже понимает, в чем главная причина этого. Процесс эволюции - медленный, растянут на века и тысячелетия. Изучающим его нельзя рассчитывать на то, будто удастся наблюдать сколько-нибудь заметные перемены собственными глазами на протяжении своей жизни. Ученым приходится восстанавливать ход эволюции косвенным путем, с помощью логических умозаключений. И никаких экспериментов не поставишь.

Ламарк привел в одной из статей хороший пример: существу, живущему лишь секунду, часовая стрелка покажется неподвижной, навсегда застывшей в одном положении. Так и виды. Их превращения происходят слишком медленно для того, чтобы мы могли их заметить. Но множество фактов из сравнительной биологии, эмбриологии, палеонтологии эти перемены подтверждают.

А человек сознательным, искусственным отбором способен ускорять этот процесс. За сравнительно ничтожное историческое время он вывел столько удивительных пород нужных ему животных и растений. Порой они отличаются друг от друга больше, чем различные виды.

Дарвин уже догадывается, куда исчезают промежуточные формы, почему их нет: они еще плохо приспособлены к изменившимся природным условиям, и селекционеры и природа беспощадно выбраковывают, уничтожают эти пробные варианты. К тому времени, когда создание нового вида бывает завершено, они уже все вымирают. («Я точно помню то место дороги, по которой я проезжал в карете, где, к моей радости, мне пришло в голову решение этой проблемы».)

Дарвин записывает в рабочей тетради: «Что касается (вопроса о том), как образуются виды, учение Ламарка о «желании» абсурдно (а равным образом и доводы против него, а именно - как жила, какой была выдра до того времени, как она стала выдрой, - ну, разумеется, существовала тысяча промежуточных форм. - Противник скажет: покажите мне их. Я отвечу: да! если вы покажете мне каждую промежуточную ступень между бульдогом и борзой)».

Но, пожалуй, это скорее лишь удачный ораторский прием в предстоящем неизбежном споре. Нужны неопровержимые доказательства... («Увы! - самая непоколебимая уверенность автора теории в своей правоте ни в какой мере не является залогом ее истинности!..»)