Вслед за Ремарком

– Ты никогда мне ничего подобного не дарил, – сказала она. – Поэтому я решила сама сделать себе подарок от твоего имени. – Она снова назвала некую цифру. – Такая сумма получается ежемесячной в пересчете на все то время, которое мы провели с тобой вместе. Эквивалентна стоимости среднего качества губной помады или приличного букета цветов. Не много, не правда ли? Я думаю, эта сумма меньше, чем та, которая получится, если поделить стоимость Лизиного кольца на количество дней и ночей, которые ты провел с ней. Так что покупка шубки – справедливый поступок!

Нина произнесла это таким уверенным тоном, что Кирилл не стал возражать. Он только назвал время, когда приедет, и сказал, чтобы она уже была готова.

– Не выбежать ли мне к проходной двора, чтобы ты не терял ни минуты своего драгоценного времени, как бывало раньше? – стараясь скрыть иронию в голосе, спросила она, но он ответил четко и безапелляционно:

– Да, можешь выйти! – И на этом закончил разговор.

«Что же это он не с Лизой? Неужели поругались? – подумала Нина и стала тщательнее обычного красить лицо. К ней даже вернулось хорошее настроение. – Мы еще посмотрим!» – сказала она себе и надела шубку – свое меховое оружие.

В назначенный час она была там, где ей полагалось, на улице. Кирилл опоздал на сорок пять минут и даже не извинился. Раны на его голове видно не было, должно быть, он скрыл ее волосами.

– Что, пробки? – спросила Нина, с трудом разлепляя губы – так она окоченела: к шубке ведь всегда трудно подобрать головной убор, да и ноги ее в сапожках на высоких каблуках и на тонкой подошве почти ничего не чувствовали от холода.

– Дела, – буркнул Кирилл недовольным тоном, даже не взглянув на нее, и тут же включил погромче приемник. Впечатление было такое, что он не расположен с ней разговаривать, но Нина знала, Кирилл включает приемник всегда, как только садится в машину, и слушает, слушает, слушает, переключая каналы, всякую дребедень – рекламу, музыку, комментарии, диалоги со звездами и звездульками, то есть все то, что Нина терпеть не могла и называла шелухой. Они поехали. Нина заглянула в карман дверцы – там должен был лежать ее синий шарф. Он был на месте. Она повязала им голову, и, хоть тепла от шелка было не много, она как-то сразу почувствовала себя защищенной. Кирилл по-прежнему не обращал на нее никакого внимания, но скоро она согрелась в теплой машине и, посмотрев на себя в зеркальце, убедилась, что к ней вернулись не только самообладание, но и хороший цвет лица. В универсам она уже не вошла, а впорхнула.

Дальше все было как обычно: Кирилл вез тележку, она доставала с полок и складывала туда продукты, которые были нужны или казались нужными. Иногда Кирилл, глядя на ее выбор, морщился, но ни слова не говорил. У касс он расплатился, и, выкатив тележку, они стали так же молча упаковывать продукты в пакеты. Нина поглядывала на мужа, пытаясь угадать, что он думает или что он, может быть, захочет сделать в следующий момент. Ничего не получалось, лицо Кирилла так и оставалось непроницаемым. Нине даже показалось, что маска недовольства и злости уже навсегда застыла на этом ранее милом ей лице. Она печально опустила голову.

Он покатил тележку к выходу. На минуту она задержалась у стойки с разного вида мороженым. Когда они раньше приезжали сюда, она покупала себе фисташковое. Ей очень нравился хруст печенья и вафель, которыми миловидная продавщица щедро посыпала мороженое. Нине доставляло удовольствие после суеты торгового зала, не торопясь усесться на высокий табурет перед стойкой, слизывать мороженое с ложечки и наблюдать за другими покупателями, отражавшимися в огромном зеркале противоположной стены. Как было бы приятно полакомиться мороженым и сейчас! Продавщица призывно ей улыбнулась. Нина вопросительно посмотрела на Кирилла.

– Ну что ты там возишься? – громко сказал он.

Продавщица деликатно сделала вид, что смотрела совсем в другую сторону. Нина отвернулась от мороженого и медленно пошла за тележкой.

«Может быть, он куда-то торопится, а я его задерживаю?» – подумала она. Но где-то в глубине ее души загорелся маленький огонек недовольства и стал хоть и потихоньку, но тлеть, постепенно разгораясь, и к тому времени, когда они опять в молчании перегрузили все пакеты в машину, уселись и стали разворачиваться на стоянке, у Нины в груди уже пылал целый костер.

На улице была ночь, и Нина видела, что машин на дороге мало. Ей так захотелось хоть немного повести их машину!

– Дай я поведу до дома, – попросила мужа она. – Здесь дорога простая! Один поворот направо, и все.

– Нет, – ответил он. – Не справишься.

Она не стала настаивать, опустила голову. Он взглянул на нее в зеркало, будто впервые увидел, и зло сказал:

– Только не надо рыдать!

Она и не плакала. Просто посмотрела на него и ничего не сказала. Она даже не знала, что могла бы сказать. Такой абсурдной теперь показались ей эта поездка за продуктами и вся ее жизнь в последнее время. Его же, по-видимому, ее молчание просто взбесило.

– Ты опять напялила на себя этот шарф! Ты в нем просто дохлая курица! – заорал он.