Вслед за Ремарком

– В его положении люди могут иметь такие желания, о которых вряд ли думали раньше… – дипломатично сказал Михалыч. – От батюшки, наверное, не будет особого вреда?

– Она сама сначала его довела до всего этого, а теперь батюшку захотела? – У Роберта сжались кулаки.

– Он отравился? – спросила Нина.

Роберт молча протянул ей скомканный листок, в котором Нина узнала ту бумажку, с которой утром он шел к ней на занятия.

«Так вот из-за чего он был такой расстроенный утром, а я на него наорала», – подумала она и стала читать.

«Ребята, – на удивление четким почерком было написано на бумажке, – свой пост я не бросил. Ночью никто не приходил. Оставляю машины в порядке. Будьте счастливы, я не хочу никому мешать».

Ниже стояла дата. Сегодняшнее число и время – семь тридцать утра.

– Он повесился в гараже, – пояснил Михалыч. – Я нашел его уже в восемь, когда пришел на работу. Не знаю, сколько прошло времени, пока он был в петле. «Скорая» приехала на удивление быстро.

– Ты видел его жену? – спросил Роберт. – Что она говорит?

– Что она никак не ожидала, что вместо того, чтобы помочь ей, он вдруг поступит таким неожиданным образом.

– А в чем помочь?

– Мальчик его всему был причиной – маленький подлец. Молодая кровь бурлит, а разума нет – то ли проиграл крупную сумму в карты, то ли проворовался где-то, в общем, неприятная история. Мать залезла в долги, а отдавать нечем. Вот она вчера утром и приехала с предложением, чтобы Ленц свой участок вместе с домом продал.

– А где бы он стал жить?

– В этом и вопрос. Галка слышала их разговор. Когда жена Ленца пришла, Володька у нас в кухне пил чай; меня уже не было, дети тоже ушли. Галка стала собираться на работу, оставила их вдвоем, но жена Ленца так кричала, что Галка слышала суть ее требований.

– Так она что, предложила Ленцу жить вместе с ними?

Нине показалось, что это могло бы быть вовсе не так уж плохо для всех: сын, может быть, в присутствии родного отца поутих бы, жена снова обрела бы мужа, а Ленц – родной дом, которого ему не хватало…

– Ты хорошо обо всем этом думаешь, – заметил Михалыч. – Нет, она вовсе не предложила Володьке жить вместе с ними. «У нас места мало, – сказала она. – Ты ведь оставил нам не бог весть какие хоромы. В одной комнате я, в другой – сын», – сказала она.

– В таком случае они с сыном могли бы поместиться и в однокомнатной или Москву сменять на область за доплату, – высказалась Нина. – Ленц ведь не виноват, что сын поступил по-свински.

Внезапно открылась дверь, и в коридор из больничной палаты быстрыми шагами вышла невысокая женщина с сердитым и одновременно недоуменным выражением лица. Она нервно комкала в руке носовой платок. Даже не взглянув на Михалыча и на всех остальных, она решительно пошла к выходу.

– Подлец! Какой подлец! – прошептала она и уже приготовилась громко хлопнуть отделенческой дверью, но вдруг остановилась на выходе и стала лихорадочно искать что-то в сумке.

Роберт и Нина, не обращая больше на нее внимания, заглянули в палату. Дежурный врач поманил их рукой.

– Заходите! – Он сделал укол человеку, лежащему на необычно высокой кровати, и деликатно отошел в сторону. И только тогда в лежащем больном Нина узнала Ленца, до того теперь было некрасиво – отечно, одутловато – его лицо, все в мелких кровоизлияниях. И если бы не длинные русые волосы, зачесанные назад и разбросанные по подушке, возможно, она бы его и совсем не узнала. Видно было, что Михалыч и Роберт тоже оторопели при виде больного.

– Ты чего это? Из-за бабы? На тебя не похоже! – бормотал, взяв Ленца за руку, Роберт. Михалыч же просто сопел и стоял молча.

– Не из-за бабы, – просипел с натугой Ленц, при этом поверхностные вены у него на лбу и на висках напружинились. – Из-за денег. Я не жмот, просто я не хочу делать так, как они хотят, это несправедливо. Пусть они не думают, что могут вытирать об меня ноги, я не резиновый коврик.

– Не разговаривать! Разговаривать больному нельзя! – заметил доктор от своего столика.

– А справедливо оставить сына без помощи, сказав, пусть теперь сам выкручивается как знает? – вдруг неожиданно у дверей раздался чей-то пронзительный голос.

Все разом, вместе с доктором, обернулись и увидели, что жена Ленца вернулась.

– Друзья-товарищи, такие же забулдыги! – скривилась она, мельком взглянув, кто же это пришел к ее мужу, и направилась в угол, к врачу. – Подпишите, пожалуйста. – Она протянула доктору какую-то бумагу. Он посмотрел, пожал плечами и подписал.

Женщина спрятала документ в сумку и, не взглянув больше на Ленца, снова направилась к двери. Ее лицо было перекошено гневом.

– Работать мы не любим, семье помогать не хотим! Мы будем на природе жить, шашлыки жарить, водку жрать, а с дитем родным пусть мать как хочет, так и управляется! – В голосе ее явно слышалась ненависть.

Нина вспомнила Пульсатиллу.

Как странно устроен мир! Как много зависит от личных симпатий! В одном случае ей было жаль подругу, почти в похожем – ее сочувствие принадлежало Ленцу.

– Ну а где, вы предполагали, он должен был бы жить? – спросил Михалыч, преграждая женщине дорогу.

– Ну, ну! – недовольно поморщился врач.