Зилла почувствовала, как все его тело прямо зазвенело от гнева. И хотя само это тело осталось прежним, отражение Фило в стеклянной стене водохранилища вдруг смазалось. И словно заполыхало, заискрилось по краям. Может быть, потому он и гвальдиец, потому и не такой, как все?
— Ты мне так и не объяснил, что делает гвальдийца гвальдийцем, — торопливо вмешалась она. — Как, например, отличить гвальдианку от обычной женщины?
— Ну, для начала она потрясающе красива, — ответил Тод, и Зилла не могла понять, представляет ли он себе, насколько оскорблен Фило. — Один мой дядюшка женат на гвальдианке, и она до сих пор чудо как хороша, хотя мы с кузеном Миккелем ровесники. А во всем остальном и не скажешь, что она не человек. Она же не рассказывает всем и каждому, что она ясновидящая. Она…
Нет, Тод все почувствовал — Зилле это стало ясно. Фило забыл о гневе и с огромным интересом спросил:
— Из какой она ветви?
Джош подмигнул Зилле:
— Вот он, типичный гвальдиец. Родня для него главное.
— Из фриньенской, — ответил Тод. — Городская гвальдианка из Харбатского поместья. Но ты можешь ее знать. У ее семьи есть поместья на севере. Постой-ка. Тут же прекрасное зеркало, сейчас набросаю тебе подобие. — Он отступил на шаг и призвал наследный дар.
Зилла никак не могла привыкнуть, что всякого рода волшебство здесь для всех само собой разумеется, и с ее точки зрения Тод просто слегка передернул плечами, а потом — вероятно — крепко задумался. Джош переступил, чтобы дать отдых копыту, — похоже, и он не видел в колдовстве ничего особенного. А ведь даже Аманда, подумала Зилла, никогда не относилась к волшебству так спокойно, хотя вот уже двадцать лет это неотъемлемая часть ее жизни.
— Смотри, — показал Тод.
На стекле проступила картинка — ярче их собственных отражений и немного выше их. Это было изображение ослепительной красавицы с длинными черными волосами и просто невероятными темными глазами, такое плотное, осязаемое, что заслонило даже проплывавшую за стеклом стайку розовых рыб.
Маркус растопырил пальцы морской звездой и отчаянно замахал в сторону картины:
— Абада!
Зилла, не менее потрясенная, заозиралась — нет ли здесь Аманды, не стоит ли она за их спинами на каком-то возвышении, — а потом, не обнаружив ничего, кроме темной синей стены, едва не расплакалась. «Господи, как я соскучилась по Аманде! Зачем я только сбежала? Это же вылитая она!»
И тут Фило поразил ее еще сильнее:
— А, Аманда! Она моя троюродная сестра. Она что, и правда твоя тетя?
— Жена дяди, — кивнул Тод.
То, как он это произнес, показало Зилле, у которой от потрясения обострились все чувства, что эта Аманда оказала честь семье Тода, которая и сама по себе, если только Зилла поняла его хоть сколько-нибудь правильно, была одной из самых знатных в стране, — оказала честь, просто породнившись с ними.
— Она потом много лет вдовела, — сказал Фило, словно это оправдывало красавицу.
Зилла мысленно определила Фило, а с ним, возможно, и всю гвальдийскую расу, на ступеньку выше Тода в общественной иерархии.
— Но недавно снова вышла замуж — ты слышал? — спросил Тод.
— Слышал. Второй муж тоже не гвальдиец, — ответил Фило с явным сильным неодобрением.
Все это время Маркус голосил: «Абада!» — и махал пятерней на яркую картинку. Джош повернулся всем торсом — кентавру это было нипочем, но у Зиллы при этом зрелище каждый раз ныл позвоночник, — и чуть-чуть встряхнул Маркуса, чтобы успокоить.
— Что это с ним? — спросил он Зиллу.
Набежавшие в глазах слезы хлынули по щекам. Голос сорвался.
— Эта… эта дама — точная копия моей старшей сестры, — выговорила Зилла. — Представляешь, ее тоже зовут Аманда!
Тода мигом покинула задиристость, а Фило — скованность. Они разом повернулись к Зилле.
— Богиня всемогущая! — воскликнул Тод. — Двойники! Как жаль, что у моей Аманды нет сестры — ты бы познакомилась сама с собой!
Фило обнаружил, что Зилла в слезах, и полез было ее обнимать. Тод отпихнул его ищущие руки.
— Нет уж, прилипала! Сейчас моя очередь! — и обвил Зиллу руками и от души стиснул. — Ничего-ничего, нам можно, — разливался он соловьем, — ты сестра моей любимой тетушки, ну или была бы, будь у нее сестра. Не плачь. Ну пожалуйста. Вот кончится этот кошмарный год, и можно будет сесть в ракету и улететь. Я тебя с ней познакомлю.
Горе, тоска по дому, счастье, что ее утешают, — все это заставило Зиллу положить голову Тоду на плечо и прижаться к нему. Ее слезы мочили колючую синюю ткань его комбинезона. Тепло его тела грело Зиллу. Такого тепла она не знала с самого рождения Маркуса — как будто вечно отставала градуса на два.