Читаем Вспомним мы пехоту... полностью

С первого же дня занятий я с головой ушел в учебу, помнил, что дал командиру слово учиться на отлично. Однако сдержать это слово оказалось не так легко. Я недостаточно хорошо знал русский язык, да и математических знаний у меня явно не хватало — сельская школа того времени отличалась от городской. Приходилось каждую свободную минуту проводить за учебниками, за уставами. Многое было непонятно, а обратиться за разъяснениями к преподавателям или к командиру поначалу стеснялся.

Однажды вечером в комнату для самостоятельных занятий зашел Борисенков, подсел ко мне.

— Как дела, товарищ Мошляк? Трудновато вам?

Я смутился, не зная, что ответить. Скажешь, что трудно, что не усваиваешь кое-какие разделы программы, могут отчислить в стрелковый взвод. Но все же язык не повернулся соврать.

— Так точно, трудно, товарищ командир. Русский язык плохо знаю да и в математике слаб.

Борисенков помолчал, что-то соображая. Затем сказал:

— Давайте сделаем так, товарищ Мошляк. Через час зайдите ко мне, я вам подготовлю задания по русскому языку и математике. Придется вам параллельно с программой пройти общеобразовательный курс, иначе у вас ничего не получится.

Борисенков жил тут же, при полковой школе, и с того дня я почти каждый вечер бывал у него. Он давал мне задания, объяснял непонятное, помогал заниматься. Все это он делал весело, с шуткой, по-товарищески, так, что я чувствовал себя непринужденно и свободно. Дружба с командиром окрыляла меня. Хотелось быть достойным ее.

Я и раньше знал, что Красная Армия — это армия нового типа, в которой дисциплина — подчинение младшего по званию старшему — основывается на высоком сознании бойцов и командиров, на понимании ими своего воинского долга, но теперь я убедился в этом на собственном опыте. Новый тип отношений в нашей армии стал той силой, которая в дни Великой Отечественной войны, в самые тяжелые моменты помогала сплачивать бойцов и стоять насмерть.

В то нелегкое время страна ничего не жалела, чтобы обеспечить Красную Армию всем необходимым. Любовь народа к своей армии была безгранична, и мы ее постоянно чувствовали. Она проявлялась даже тогда, когда мы строем проходили по улицам города. Прохожие останавливались на тротуарах, махали нам руками, девушки дарили цветы, восторженные мальчишки бежали следом.

Окруженные всеобщим почетом, уважением и любовью, мы не могли не проявлять рвения в делах службы, и примером в этом нам были наши командиры. Для меня в первую очередь Борисенков. Родом из Москвы, он закончил девятилетку и Омское пехотное училище имени М. В. Фрунзе. Образованность, прекрасное знание военного дела, природный ум, умение расположить к себе людей делали его отличным командиром.

— Нет ничего хуже для командира, чем обнаружить перед бойцами свое невежество в военном деле, — говорил он. — Это уже, считай, командир только по петлицам, а не по сути.

Для меня, вчерашнего батрака, Борисенков, человек столичный, образованный, был настоящим кладезем мудрости. И я черпал ее полными пригоршнями.

Из всех разделов военной пауки особенно увлекало Николая Павловича снайперское дело. По этому вопросу он перечитал массу литературы, отечественной и иностранной. Сам Борисенков стрелял отлично. Поражало меня то, что целился он не зажмуривая левого глаза. Следуя этой методике, я за год научился стрелять так, что заслужил его похвалу.

Со временем наши дружеские отношения окрепли, и, когда мы находились во внеслужебной обстановке, стирались всякие грани субординации. Я называл Николая Павловича батькой, а он в ответ посмеивался: вот нежданно-негаданно обзавелся взрослым сынком. А я на самом деле видел в нем второго отца, человека, открывшего мне мир военной науки, привившего любовь к воинской службе. Так на всю жизнь и остался он для меня батькой, всю жизнь я испытывал к нему сыновнюю почтительность, хотя старше меня он был всего лишь на три года.

Весной 1931 года наш набор закончил полковую школу. Я сдержал слово, данное Борисенкову, — все предметы сдал на отлично. Он радовался этому, казалось, больше, чем я. Особенно доволен Николай Павлович был моими результатами на зачетных стрельбах, где я занял первое место.

— Понимаешь, Иван, — объяснял он мне свою радость, — в работе с тобой у меня получается высокий КПД — девяносто процентов затраченной энергии идет впрок…

После выпуска по представлению Борисенкова и начальника полковой школы Аксенова мне дали не два, а три треугольника в петлицы и оставили при полковой школе помощником командира первого взвода, в котором еще недавно я числился рядовым.

Перейти на страницу:

Все книги серии Военные мемуары

На ратных дорогах
На ратных дорогах

Без малого три тысячи дней провел Василий Леонтьевич Абрамов на фронтах. Он участвовал в трех войнах — империалистической, гражданской и Великой Отечественной. Его воспоминания — правдивый рассказ о виденном и пережитом. Значительная часть книги посвящена рассказам о малоизвестных событиях 1941–1943 годов. В начале Великой Отечественной войны командир 184-й дивизии В. Л. Абрамов принимал участие в боях за Крым, а потом по горным дорогам пробивался в Севастополь. С интересом читаются рассказы о встречах с фашистскими егерями на Кавказе, в частности о бое за Марухский перевал. Последние главы переносят читателя на Воронежский фронт. Там автор, командир корпуса, участвует в Курской битве. Свои воспоминания он доводит до дней выхода советских войск на правый берег Днепра.

Василий Леонтьевич Абрамов

Биографии и Мемуары / Документальное
Крылатые танки
Крылатые танки

Наши воины горделиво называли самолёт Ил-2 «крылатым танком». Враги, испытывавшие ужас при появлении советских штурмовиков, окрестили их «чёрной смертью». Вот на этих грозных машинах и сражались с немецко-фашистскими захватчиками авиаторы 335-й Витебской орденов Ленина, Красного Знамени и Суворова 2-й степени штурмовой авиационной дивизии. Об их ярких подвигах рассказывает в своих воспоминаниях командир прославленного соединения генерал-лейтенант авиации С. С. Александров. Воскрешая суровые будни минувшей войны, показывая истоки массового героизма лётчиков, воздушных стрелков, инженеров, техников и младших авиаспециалистов, автор всюду на первый план выдвигает патриотизм советских людей, их беззаветную верность Родине, Коммунистической партии. Его книга рассчитана на широкий круг читателей; особый интерес представляет она для молодёжи.// Лит. запись Ю. П. Грачёва.

Сергей Сергеевич Александров

Биографии и Мемуары / Проза / Проза о войне / Военная проза / Документальное

Похожие книги

Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное