Читаем Вспомним мы пехоту... полностью

Первым с ручным пулеметом взобрался на обрыв сержант Иванов, за ним — остальные. У самого края обрыва бруствер траншеи. Иванов чуть приподнялся, заглянул за него — в траншее пусто, — призывно махнул бойцам рукой. Перевалил через бруствер. На дне траншеи увидел кучи стреляных гильз, пулеметные ленты, пустые коробки, окурки сигарет. И все это брошено будто сию минуту. Когда все собрались, шепотом сказал:

— След-то зверя свеженький, значит, и сам где-то близко.

Решили вести разведку дальше. Прошли траншеей около километра, затем она свернула в глубину обороны, в песок. Прошли еще метров двести — никого. Но издали, из-за леса, ветер донес немецкую речь, гул моторов. Вернулись к лодке, обсудили увиденное. Непонятное что-то. Непохоже, чтобы дисциплинированные немецкие солдаты вот так ни с того ни с сего бросили передовую, даже не выставив наблюдателей. Потом догадались: гитлеровцы, видно, были уверены, что форсировать Дунай русские осмелятся только в ночное время. Значит, в траншеях они сидят лишь ночью, а с рассветом уходят в соседнее село. Оставили траншею, наверное, как раз перед появлением разведчиков. Что же из всего этого следует?

А то, что форсировать Дунай надо не ночью, а именно сейчас.

Вернувшись на левый берег, Иванов обо всем подробно доложил комбату. Когда мне сообщили о результатах разведки, я приказал немедленно форсировать Дунай сначала батальону Пупкова, а затем и всему полку Могилевцева. Переправлялись на понтонах, на плотах. Оба берега связал телефонный провод, и вскоре мы услышали голос Пупкова:

— Плацдарм занят. Будем держаться до подхода главных сил.

Главные силы не заставили себя долго ждать. Сутки спустя на плацдарме уже находилось две трети личного состава дивизии, действовало около сотни орудий и пулеметов. Одновременно с нами на правый берег переправилась 41-я гвардейская стрелковая дивизия генерал-майора К. Н. Цветкова. В тот же день, 26 ноября, во взаимодействии с нею части 62-й гвардейской стрелковой дивизии, прорвав оборону противника, овладели городом Мохач. К вечеру подошли корабли Дунайской военной флотилии контр-адмирала Г. Н. Холостякова. На следующий день они с реки, а обе дивизии с суши атаковали город Батажок и овладели им.

Немцы спешно подтянули к району прорыва несколько эсэсовских частей, дивизионы самоходных орудий и с ходу контратаковали наши боевые порядки. Некоторым подразделениям пришлось отойти из-за нехватки артиллерии и танков. Но когда техника подошла, немцы были снова отброшены. Отдельные населенные пункты переходили из рук в руки по нескольку раз. В то время как 62-я и 41-я дивизии отбивали контратаки врага, на плацдарм переправились основные силы 4-й гвардейской армии. Под ударами бронетанковых, артиллерийских и пехотных соединений противник начал отступать. Навстречу нам вдоль Дуная двигались части 57-й армии генерал-лейтенанта М. Н. Шарохина. Вскоре наши плацдармы соединились. Немецкое командование бросило на помощь своим войскам две венгерские дивизии, но это не задержало нашего наступления.

Погода испортилась. Пошли затяжные дожди. Венгерская равнина набухла влагой, полевые дороги превратились в малопроезжие канавы, наполненные жидкой грязью. И все же дивизия наступала. Впереди шли испытанные в боях батальоны Данько, Зубалова, Пупкова. Они перехватывали пути отхода гитлеровцев, били их с тыла, уничтожали или принуждали к сдаче.

В начале декабря опять отличился батальон гвардии капитана Пупкова. Его передовая рота, миновав маленькую деревушку, вышла вечером к развилке дорог. Боевое охранение наткнулось на бункер, где засел немецкий дозор. Гитлеровцы было открыли огонь, но, поняв, что их окружают, сложили оружие. Вскоре подошли главные силы батальона. Капитан Пупков тут же, на месте, допросил пленных: знал немного немецкий. Фашисты рассказали, что командир крупной отступающей колонны, у которой имелась артиллерия, послал их вперед, чтобы обезопасить путь отхода. Пупков, не мешкая, развернул батальон в боевой порядок и выслал разведку в том направлении, откуда, по словам пленных, должны были появиться отступающие. Вскоре разведчики вернулись и доложили: действительно, к перекрестку движется колонна, в темноте численность ее установить не удалось.

Через некоторое время послышался шум моторов, чавкающие шаги. Из ночной мглы черной змеей выползала колонна.

Подпустив ее достаточно близко, Пупков ракетой дал сигнал открыть огонь из всех видов оружия. Первые шеренги гитлеровцев сразу же были уничтожены. Остальные развернулись в цепь, залегли. Завязался огневой бой.

Перейти на страницу:

Все книги серии Военные мемуары

На ратных дорогах
На ратных дорогах

Без малого три тысячи дней провел Василий Леонтьевич Абрамов на фронтах. Он участвовал в трех войнах — империалистической, гражданской и Великой Отечественной. Его воспоминания — правдивый рассказ о виденном и пережитом. Значительная часть книги посвящена рассказам о малоизвестных событиях 1941–1943 годов. В начале Великой Отечественной войны командир 184-й дивизии В. Л. Абрамов принимал участие в боях за Крым, а потом по горным дорогам пробивался в Севастополь. С интересом читаются рассказы о встречах с фашистскими егерями на Кавказе, в частности о бое за Марухский перевал. Последние главы переносят читателя на Воронежский фронт. Там автор, командир корпуса, участвует в Курской битве. Свои воспоминания он доводит до дней выхода советских войск на правый берег Днепра.

Василий Леонтьевич Абрамов

Биографии и Мемуары / Документальное
Крылатые танки
Крылатые танки

Наши воины горделиво называли самолёт Ил-2 «крылатым танком». Враги, испытывавшие ужас при появлении советских штурмовиков, окрестили их «чёрной смертью». Вот на этих грозных машинах и сражались с немецко-фашистскими захватчиками авиаторы 335-й Витебской орденов Ленина, Красного Знамени и Суворова 2-й степени штурмовой авиационной дивизии. Об их ярких подвигах рассказывает в своих воспоминаниях командир прославленного соединения генерал-лейтенант авиации С. С. Александров. Воскрешая суровые будни минувшей войны, показывая истоки массового героизма лётчиков, воздушных стрелков, инженеров, техников и младших авиаспециалистов, автор всюду на первый план выдвигает патриотизм советских людей, их беззаветную верность Родине, Коммунистической партии. Его книга рассчитана на широкий круг читателей; особый интерес представляет она для молодёжи.// Лит. запись Ю. П. Грачёва.

Сергей Сергеевич Александров

Биографии и Мемуары / Проза / Проза о войне / Военная проза / Документальное

Похожие книги

Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное