Вспомнить все: Моя невероятно правдивая история

Мой предвыборный штаб поспешил минимизировать ущерб. Мои люди разыскали Бонни, которая любезно приняла мои извинения и даже попыталась обратить случившееся в шутку. (Впоследствии газеты опубликовали ее остроумное замечание: «Я не стану вышвыривать его из своей постели!») Я позвонил всем знакомым влиятельным латиноамериканцам и чернокожим, начиная с Фабиана Нуньеса и Алисы Хаффмен, президента калифорнийского отделения Национальной ассоциации прогресса цветного населения, которые оба отмахнулись от моего заявления, сказав: «Арнольд есть Арнольд, и нечего на него обижаться». Вместо того чтобы дать Ангелидасу возможность сливать в прессу нелицеприятные выдержки небольшими порциями, Адам выложил на всеобщее рассмотрение всю двухчасовую неотредактированную запись. В конце концов средства массовой информации вынуждены были признать, что мы очень эффективно разобрались с «Магнитофоногейтом», не дав скандалу разрастись и существенно повредить избирательной кампании.

На мой взгляд, Ангелидас держался слишком уж негативно. Он яростно критиковал меня, но в то же время не предлагал четкой альтернативной картины того, каким должно быть будущее Калифорнии. И поэтому ему не удавалось разжечь огонь в сердцах избирателей. Я же без труда говорил о будущем убедительно: достаточно было только перечислить свои достижения на посту губернатора.

7 ноября 2006 года жители Калифорнии переизбрали меня с убедительным перевесом в 17 процентов голосов. И они приняли все предложения о выпуске облигаций — одобрили план стратегического развития и выделили 42 миллиарда долларов, на которые можно было начинать строительство Золотого штата двадцать первого века.

Глава 27

Кому нужен Вашингтон?

Отправляясь в конце декабря в Сан-Вэлли вместе с Марией и детьми, я пребывал в великолепном настроении. После напряженной работы в Сакраменто в ходе избирательной кампании я с нетерпением ждал возможности немного отдохнуть. За два дня до Рождества мы были на горнолыжном курорте неподалеку от нашего дома, где катаемся настолько часто, что одна трасса даже называется «спуском Арнольда». Я хорошо катаюсь на горных лыжах, и «спуск Арнольда» — это «черная» трасса, предназначенная для экспертов, с обилием сложных крутых участков. Но, должен признаться, ногу я в тот день сломал на детском склоне — просто споткнулся о свою собственную палку. Я ехал настолько медленно, что крепление не сработало и лыжа не отстегнулась. Нагрузка оказалась такой большой, что моя бедренная кость не выдержала и сломалась. Я почувствовал, как она хрустнула.

Мы наспех устроили импровизированное Рождество в Сан-Вэлли, после чего я вылетел в Лос-Анджелес и обратился в больницу. Мария сопровождала меня, но сразу же вернулась назад, чтобы принять гостей, которых мы собирали каждый год. Оказаться в больнице, проводить праздник без своих близких, — не говоря про невыносимую боль, — было от чего прийти в отчаяние. Хирургам пришлось вставлять в кость металлический стержень с проволокой. По словам врачей, на поправку мне требовалось не меньше восьми недель. Однажды поздно вечером ко мне заглянул Сильвестр Сталлоне, чтобы меня приободрить. Он принес боксерские перчатки — напоминание о том, что я должен сражаться. Меня навещали и другие, Том Арнольд и наш пастор преподобный Ллойд Торгерсон, и во время одного из визитов я расплакался. «Наверное, это подали свой голос лекарства, — виновато сказал я. — На самом деле я не из тех, кто плачет».

Настроение у меня было отвратительное не только потому, что травма перечеркнула праздники, но также потому, что она грозила сорвать церемонию инаугурации и помешать мне блестяще начать второй срок. Инаугурационную речь я должен был произнести 5 января 2007 года, а четыре дня спустя мне предстояло сделать доклад о положении дел в штате. Я заранее подготовил выступление с перечислением основных целей, намеченных на следующие четыре года. Однако теперь я не мог себе представить, как буду выступать, отвлекаясь на боль или одурманенный обезболивающими средствами. Конечно, однажды Тедди Рузвельт получил пулю от неудавшегося убийцы, но спокойно закончил речь и лишь затем обратился к врачу. Я гадал, смогу ли провернуть нечто подобное.

Я как мог готовился к своему выступлению, но по мере приближения назначенной даты Мария все острее проникалась тем, насколько серьезная у меня травма. Наконец она решительно заявила: «Этого не будет». Я все еще приходил в себя после сложной операции, носил на бедре корсет и был не в состоянии принимать участие в инаугурационной церемонии. Мы согласились ее отложить.

На следующее утро я внутренне кипел. У меня перед глазами стояли образы раненых солдат в Центральном военном госпитале имени Уолтера Рида, мужественных ребят, которых прооперировали лишь накануне. Они стремились побыстрее поправиться и вернуться в строй, продолжать воевать. Я подумал: «Эти парни рвутся в бой, а я хочу отложить свое выступление?» Я почувствовал себя нытиком.