Пока мы ехали, мелкий дождь прекратился, оставив после себя лужи, сырую траву и хлюпающую грязью дорогу. Я с упоением вдыхала вкусный воздух, а вот душа отчего-то была не на месте. Пытаясь снять нервозность, переключилась на Лолу. Она нервничала, то и дело оглаживая ткань платья.
— Все будет хорошо, — подбодрила девочку и заодно себя, Лола кивнула в ответ, лучезарно улыбнувшись. Родись она в других условиях, внимание мужчин, как и зависть многих женщин, были бы ей обеспечены, а так…
Экипаж свернул с дороги, проезжая в ворота, и мягко остановился недалеко от входных дверей. Поклонившись и поприветствовав нас, слуга поспешил в дом известить о нашем приезде хозяйку. И та вскоре вышла, высоко подняв голову. Ее надменный взгляд насторожил, но я по-прежнему отказывалась верить дурному предчувствию.
— Агнесса, дорогая, — воскликнула она, поменявшись в лице, — что за ангела ты привела с собой? — заключив меня в неожиданно нежные объятия, отстранилась, наклонившись к ребенку. — Как тебя зовут, дитя?
— Лола, — едва различимо прошептала та, торопливо прячась за моей юбкой.
Звонко хлопнув в ладоши, Глория, позвала к себе слугу:
— Проводи этого ребенка к детям прислуги, пусть поиграют. Нам с Агнессой нужно поговорить о своем, ты ведь не против, милая? — и тут же махнула рукой мужчине, показывая, что он может приступить к исполнению приказа.
Девочка ничего не ответила, вцепившись в ткань моего платья, мне же в каждом ее слове слышалась фальшь, слишком слащавы стали ее речи. В чем же причина? Необходимо разобраться.
— Я недолго, — и успокаивающе погладила Лолу по голове. Она тут же взбодрилась, расправила плечи и, кивнув в знак того, что справится, пошла следом за мужчиной.
— Накинь, а то замерзнешь, — повинуясь ее словам, другой слуга подал мне теплую накидку: после дождя погода испортилась, неприятный ветер колючими иголочками колол кожу.
И, не дожидаясь меня, Глория пошла в сторону небольшого ухоженного садика. К выложенной камнями дорожке склонялась трава, усыпанная переливающимися бриллиантами капель. Едва не поскользнувшись на влажных плоских камнях, окликнула Глорию.
— Зачем мы идем сюда? — мысль, что ей хочется прогуляться именно сейчас, не укладывалась в голове.
— Хотела с тобой поговорить… наедине, — не оборачиваясь пояснила она. — Почти пришли.
Впереди я разглядела беседку с крышей, обвитую плющом и заметную лишь вблизи. Когда я жила здесь, времени и желания гулять по саду не было, а разглядеть с дальнего расстояния утопающую в зелени беседку, точно хамелеон сливающуюся с окружающим пейзажем, человеческому глазу просто не под силу.
Внутри она оказалась достаточно просторной, чтобы вместить две скамеечки и небольшой столик с фруктами, чайником и тлеющими ароматическими свечами; идущий от них запах показался знакомым.
— Угощайся, — ее тон стал неприятно-резким и, проигнорировав ее приглашение, села. — Как тебе живется? — от вкрадчивого голоса передернула плечами и, стараясь, чтобы собеседница не заметила моей реакции, получше завернулась в накидку, делая вид, что замерзла. Продолжать разговор не хотелось, но я по-прежнему сидела словно приклеенная.
— Вот мне стало интересно: чем ты привлекла Алекса, что он предпочел тебя?
Я глупо заморгала. На что она намекает? Кружащийся сладковато-пряный запах неприятно щекотал нос.
— Тебе нравится, как он целуется? — облизав губы, она налила себе в чашечку парящего белыми облачками чая, почти сразу забыв о нем и оставив одиноко стыть на столе. Голос ее стал неожиданно низким, грудным. — Так нежно и страстно, заставляя забыть обо всем. После он спускается ниже, и, едва касаясь, целует в шею, — ее пальцы скользнули по подбородку, — слегка массируя кожу, — рука двинулась дальше, отодвинув повязку, шелковую ленту с кружевами. Мой ошалелый взгляд выхватил две зажившие точки на тон светлее остальной кожи.
Я следила за ее движениями и мне становилось дурно. Она пригласила меня за этим? Маленькие капельки дождя застучали по укутанной в зелень беседке. Я не слышала их, с каждой минутой самочувствие ухудшалось, тело начал бить озноб. Еще и раздражающий запах, хотелось отмахнуться от этого противного аромата, невольно чихнула, тряся головой.
— Он знает, где целовать, чтобы женское тело отзывалось и трепетало только от одной мысли о нем, — Глория прикусила губу, и в глазах зажегся коварный огонек. Слова продолжали литься словно сами собой. — Он целует и ласкает тело, гладит там, куда платье не позволяет так легко добраться, и ты начинаешь постепенно зажигаться и пылать страстью, растворяясь в этих ощущениях, забывая о самой себе.
Я поежилась: накидка не помогала согреться, боль медленно расходилась по телу, и ее центр находился где-то ниже талии. Жар проходил по венам, барабаном ударяя в виски, завершая круг и начиная новый, не менее мучительный.
Прекрасно слыша и осознавая ее речь, не могла понять, для чего этот спектакль. Она что, пытается показать, что я теряю, или, наоборот, хочет, чтобы я присоединилась? В любом случае ее слова звучали неприглядно для меня.