Вспышка молнии

«Ну как же ты до сих пор не догадался? — в буквальном смысле слова кричал взгляд лучистых детских глазищ. — Ты ведь взрослые человек. Ты должен знать такие вещи. Неужели тебе надо сказать все это на словах, чтобы ты наконец-то понял?»

Тяжко вздохнув и сокрушенно покачав головой, мальчуган заговорил тихим, почти лишенным эмоций голосом:

— А тебя нет. Как и меня. И по их меркам довольно давно.

Степан Яковлевич отпустил ребенка и, пошатнувшись, едва повалился на спину. По его моментально побелевшему лицу было понятно, что сейчас бизнесмен осознал нечто поистине ужасающее, некое, переворачивающее все с ног на голову откровение. С трудом удержав равновесие и, оставаясь в коленопреклоненном состоянии, Давыдов заметил, что находится не в скромной квартире типового многоэтажного здания, не в своем бывшем кабинете, а посреди уже знакомой ему белоснежной пустоты. Был здесь и его спутник, голубоглазый мальчишка. Он смотрел Степану Яковлевичу прямо в глаза, пристально, неотрывно, словно скважинный бур, проникая в самые глубины встревоженной души.

— Для них ты умер. — продолжал говорить ребенок. — Как и я. Вот только ты свой жизненный путь прошел от начала до конца, а я его даже и не начинал. Но, тем не менее, я не просто так поправил тебя, указав на правильную формулировку вопроса. КОГДА и ГДЕ. КОГДА это может случиться с нами. И ГДЕ окажутся наши близкие, когда нас не станет. Это вопросы будущего и, возможно, не столь отдаленного.

Давыдов по-прежнему не мог выговорить и слова. Его разум отказывался верить в то, что его больше нет. В то, что он больше не увидится со своей семьей, Что он оставил всех и всё на произвол судьбы. Не может такого быть! Он ведь мыслит, чувствует. Он еще ощущает собственное тело. Это не может быть концом всего!

— Я вижу смятение в твоем взгляде. Ты не хочешь мириться с произошедшим. Но этого и не нужно. — мальчуган подошел вплотную к стоящему на коленях пожилому предпринимателю и положил свою ручонку ему на щеку. — Ты еще жив, хотя и находишься на грани. Для тебя еще не все потеряно. И если так, то и для меня тоже. А теперь мне пора. Как и тебе. Впереди тебя ждет последний поединок. С самим собой.

Последние фразы вызвали в душе Давыдова неподдающуюся описанию бурю эмоций. Невозможное сочетание необузданного испуга, абсолютного непонимания и испепеляющей злости. От всех этих чувств перехватывало дыхание. Сердце колотилось с такой силой, что угрожало разорваться на куски от перенапряжения. Режущая боль пронизывала грудь и, казалось, раздвигала в стороны ребра. Но Степан Яковлевич держался из последних сил. Он неотрывно глядел на ребенка, что все еще стоял перед ним. Однако стоило ему моргнуть хотя бы раз, как видение его маленького собеседника бесследно исчезло. А вместо него, столь же одномоментно появилось нечто иное. Высокая бледная фигура юноши, измазанного в грязи и облепленного кусочками водорослей. В ней предприниматель безошибочно узнал своего покойного друга, неотступно следовавшего за ним все это время, Кольку Ерохина.

9.

Посеревшие, скрюченные пальцы стальной хваткой обвили шею Давыдова. Кряхтя и задыхаясь, пожилой мужчина попытался оттолкнуть нападающего, или хотя бы ослабить тиски, сжимавшие его горло. Однако объятия Ерохина оставались нерушимыми. Более того, с каждой секундой давление усиливалось. Воздух перестал поступать в легкие окончательно. Необъятная белая пустота, простершаяся перед глазами бизнесмена, начинала меркнуть, постепенно густея и чернея. Степан Яковлевич был уже на полпути в забытье. Его способность к малейшему сопротивлению исчезла. Остатками своего угасающего рассудка, мужчина понимал, что, возможно, это конец его бренного существования. Неотвратимая смерть.

Но неожиданно пальцы Кольки разжались. Ослабевший Давыдов завалился на спину, сильно ударившись затылком о несуществующий пол. С трудом приходя в себя, он вяло шевелился, смотрел по сторонам остекленевшим, бессмысленным взглядом и, судорожно кашляя, говорил:

— За что?.. За что?.. Почему ты так меня ненавидишь?.. Я ведь не убивал тебя… Ты сам утонул… Сам…

— Сам. — кивнул Ерохин, уставившись на своего друга сверху вниз. — Но ты мог спасти меня. Мог, но не стал. Да и нет у меня ненависти к тебе. Лишь злит сильно, что ты такой смелый решительный, все время бегаешь от меня. Пытаешься спрятаться. То в прошлом, то в настоящем, то в будущем.

— Я… Я не понимаю… что вообще происходит.

Взгляд Степана Яковлевича вновь стали осмысленным, но отдышка по-прежнему терзала его легкие.

— Как я могу прятаться от тебя?.. Я ничего не делал… Все происходило само собой.

— Само собой? Да прям уж! — обиженно буркнул Колька. — Здесь все происходит исключительно по твоей воле. Желать чего-то, бояться, любить и ненавидеть тут некому, кроме тебя. И бегать смысла тоже нет. От самого себя все равно не убежишь.