Встречи и расставания

– Нет. Я и купальник не взяла, – возразила Софья Лазаревна, отчего-то краснея. – Тот, о котором ты рассказывала.

Видя, что Римма Васильевна не понимает, неуверенно добавила:

– Где твоя любовь…

Римма Васильевна замерла, с трудом постигая смысл сказанного, и наконец поняла, всплеснула руками, весело уточнила:

– Где осталась моя первая любовь?

– Да, – подтвердила Софья Лазаревна.

– Это наш пляж. – И, словно прочтя её тайные мысли, игриво добавила: – Пошли, так и быть, покажу тебе места боевой славы.

Они вышли к пляжу, когда солнце готовилось уйти за горизонт и на берегу остались самые заядлые купальщики. Мелкая волна с лёгким шуршанием накатывалась на берег, море было спокойным, и оттого Софье Лазаревне вдруг ужасно захотелось войти в воду, таящую в себе нечто необходимое ей. Вздохнув, она громко пожалела о том, что не захватила с собой купальник, и Римма Васильевна решительно потащила её вдоль берега к концу пляжа, туда, где уже никого не было, и когда они отошли от последних купальщиков так, что в сумраке их стало трудно разглядеть, первой скинула с себя всё, что на ней было, и, белея рыхлым и полным, но ещё сохранившим формы телом, вбежала в воду. Позвала задержавшуюся Софью Лазаревну. И та, ещё раз оглядевшись, поступила так же: запрятав трусики и бюстгальтер под платье, вошла в тёплую и мягкую воду, не сдержав стона наслаждения. Римма Васильевна, уплывшая куда-то в ночной простор, громко поинтересовалась, нравится ли ей ночное купание, и она восторженно прокричала, что лучшего не помнит.

Римма Васильевна наконец выплыла из бархатной темноты, вышла на берег. Стоя нагишом в свете нарождающейся луны, собрала рукой мокрые волосы на затылке. Поглядывая на смутные очертания плавающей вдоль берега Софьи Лазаревны вдруг сказала:

– Виталик-то мой сохнет по твоей Светлане.

– Было бы с чего, – не особенно вдумываясь в услышанное, невпопад отозвалась Софья Лазаревна, направляясь к берегу.

– Ну, не скажи! Есть с чего сохнуть, – по-учительски категорично отозвалась Римма Васильевна. – Пара неплохая, кто знает…

Она не закончила фразу, заметив изогнутую фигуру сидящего возле их одежды мужчины. Вышедшая из моря Софья Лазаревна, ойкнув, испуганно спряталась за неё.

– Нарушаете, дамочки. – Раздался хриплый равнодушный голос. – Здесь городской пляж, а не…

– Свежая новость, – с иронией перебила Римма Васильевна и, нисколько не смущаясь, стала одеваться. Держа в руках широкую юбку, подождала, пока Софья Лазаревна оденется за её спиной и, обойдя сидящего, направилась в сторону городских огней.

– Рим, да ты погоди…

Изломанная фигура распрямилась и оказалась длинной и худой, такой же чёрной, как ночь, увенчанной на самом верху маленькой птичьей головкой с длинным носом и седым хохолком-ёжиком.

Римма Васильевна нехотя обернулась, глядя снизу вверх на едва различимое сморщенное лицо:

– На бутылку дать?

– Ну зачем так. Столько не виделись. Ты всё хорошеешь. И подруга тоже… ничего.

– На две? – перебила она и, сжав пальцами Софью Лазаревну выше локтя, прошептала: – Вот она, Софочка, моя первая и пропавшая любовь. Кто поверит, что за этим чучелом когда-то девки гурьбой ходили.

– И сейчас… – срывающимся голосом заметил мужчина.

– Не надо, Олег, не надо.

Римма Васильевна вытащила из внутреннего кармана юбки несколько сложенных купюр, протянула одну мужчине.

– Тут и на закуску хватит. – И вдруг по-бабьи жалобно протянула: – Что же ты так, а..? – И, не ожидая ответа, не отпуская руку Софьи Лазаревны, быстрым шагом пошла с пляжа.

Перед фонарями остановилась, торопливо надевая юбку:

– А давай-ка, Софья, после купанья выпьем с тобой.

– Мне ещё ехать, – робко возразила Софья Лазаревна.

– А ты оставайся. Посидим, поболтаем…

– Волноваться будут, – возразила Софья Лазаревна, с сожалением думая, что всю жизнь она делает не то, что хочет.

– На нет и суда нет.

Римма Васильевна остановила такси, они покатили по светлым, праздным и многолюдным улицам. И Софья Лазаревна молча впитывала атмосферу большого южного города, непонятно почему жалея и себя, и Римму Васильевну, и даже Светочку, о которой вдруг вспомнила.

10

Возвращались они в самый пик обратной миграции, когда аэропорты заполнялись шоколадного цвета отогревшимися северянами. Встречались знакомые после длинных и богатых на события отпусков, и на оставшиеся деньги допивалось шампанское, доедались начинавшие портиться фрукты, потому что именно в это время к переполненным аэропортам добавлялась нелётная погода, удлиняя отпуск. В какой-то мере это было даже благом, ибо так растягивался переход от одной формы жизни: без забот, без дома, без усталости – к другой, выматывающей, с ежедневной работой, однообразной домашней суетой, долгой холодной зимой…