Встречи, которых не было

Уточним сперва предписания наказной памяти, посланной Головиным вдогонку Пояркову. Сказано там было так: «…идти из Якутского острога письменному голове Василию Пояркову на Зию и на Шилку реку для государева ясачного сбора, и для прииска вновь неясачных людей, и для серебреной и медной и свинцовой руды, и хлеба…» Далее предлагалось: «…государевым делом радеть… и в тех местах острожки поставить и со всем укрепить».

Насколько можно судить по документам, до похода на Амур Поярков принимал участие лишь в коротких и недалеких вылазках против якутов, носивших административный характер, и опыта длительных путешествий у него не было. Мне представляется, что отсутствие опыта и определило первую имевшую столь тяжелые последствия ошибку Пояркова, допущенную еще в начале похода. Я говорю о его решении оставить основные запасы в зимовье на Гонаме с частью отряда. Сточки зрения «государевых интересов» это было бессмысленно. Десятники и пятидесятники нередко разделяли свои отряды, но всякий раз они поступали так ради сбора ясака. Поярков же оставил сорок человек служилых и двух целовальников в безлюдном месте, где невозможно было собрать ясак при всем желании, и весной Минин догнал его с пустыми в этом смысле руками…

Что же заставило его поступить столь странно?.. Вероятно, желание, не связывая себя грузами, налегке, как можно дальше уйти по зимнему пути… Но идти в незнакомые места без необходимых запасов по меньшей мере рискованно: и в обжитых краях частенько приходилось казакам «сосною» питаться и голодной смертью помирать… Короче говоря, решение Пояркова стоило жизни половине всех казаков, «налегке» уведенных в поход, а пошло их девяносто человек.

На первую зимовку, как уже говорилось выше, казаки из основного отряда остановились на Умлекане. Срубили они там прочное зимовье, хорошо защищенное, надежное и… По логике казаков того времени, за сим следовало выступить в поход, найти неясашных туземцев и собрать с них ясак, что и предписывалось наказной грамотой.

Поярков же, поймав беззащитного фактически Доптыула, домовито обосновался в теплом зимовье, на досуге, размышляя, по-видимому, как идут в Якутске дела у бывшего дружка его стольника и воеводы Петра Головина, да посмеиваясь, как ловко провел он его, сбежав от сыска, уже, наверное, учиненного…

Вот как рассказывал Алексей Филипов о посылке его на Иню и другие реки: «…казачий десятник Семен Шелковник с Охоты реки посылал нас на твою государеву службу…»

У Пояркова же, по его собственному рассказу, дело происходило так: «…пятидесятник Юшка Петров и десятники и все служилые люди били челом государю словесно, чтоб их государь пожаловал и велел отпустить под острожек к даурским князцам к Досию и Колпе

для государева ясашного сбору и для корму, чтоб им, служилым людям, было чем прокормиться до весны; и он, Василий, послал того Юшку Петрова с товарищи, по их челобитию, 70 человек…» (Выделено во всех случаях мной. — И.З.)

Ни о каком государевом деле Поярков, стало быть, и не думал радеть, сидя на Умлекане. Окажись в отряде достаточно съестных припасов, он так бы и досидел, бездействуя, до весны в зимовье. Но припасы подошли к концу, и тогда не он, а смекнувшие, что придется им худо, служилые люди вспомнили о государевом ясачном сборе… Надо ли удивляться, что, не заботясь об интересах государства, Поярков ничуть не заботился и о людях своего отряда, по его вине оставшихся без продовольствия?.. Я не собираюсь судить конкистадоров XVI или XVII столетий с современных моральных позиций, но все же для успешного завершения похода, для того, чтобы самому вернуться благополучно в Якутск, Пояркову нужны были живые, а не мертвые казаки. Любой настоящий опытный военачальник, я убежден, действовал бы на его месте иначе, инициативнее. Поярков же просто отпустил служилых, снабдив их кое-какими напутствиями, а сам продолжал бездельничать в зимовье.

События разворачивались дальше следующим печальным образом.

Бодро выступив из зимовья, Юшка Петров сравнительно быстро достиг владений Досия, и навстречу ему из острожка вышли три даурских князя — сам Досий, Колпа и еще Давыря — и весьма миролюбиво (тут уж действовали нормы того времени) согласились, не доводя дело до драки, выплатить определенную дань казакам. Двое князей остались в аманатах — а институт аманатства был тогда широко распространен по Сибири и ведом даурам по собственной практике, — а третий князь ушел в острог. Вскоре казакам прислали сорок кузовов «круп овсяных» и десять скотин привели и даже выделили юрты для жилья.