Встречи, которых не было

А вот версия, самого Пояркова и слуги его Дениса Карпова: «…и служилых-де он людей не бивал и не мучивал, и запасов не отнимывал, и их из острожку не выбивывал, и есть им мертвых иноземцев не велевал, а ели-де они мертвых людей собою, и своими-де он руками никого до смерти не убивал…»

Тогда, при сыске, нашелся у Пояркова лишь один защитник — его холоп Карпов. В современной литературе защитников у него гораздо больше. Я, к примеру, дивлюсь таким строкам в книге Л. Г. Каманина «Первые исследователи Дальнего Востока»: «Казаки (речь идет о зимовке на Умлекане. — И.3.) настолько были озлоблены тяжелым положением, в которое попали по вине собственных же товарищей (?! — И.3.),

Что даже по возвращении в Якутск, спустя два года, не остановились перед оговором Пояркова (если виноваты «товарищи», то причем тут Поярков? Челобитная, кстати, вообще не касается похода Петрова и посвящена последующим событиям. — И; 3.), обвинив его в глазах воевод (вот уж нехорошо-то. — И.3.) в том, что «он-де, Василий, служилых людей бил и мучил напрасно и, пограбив у них хлебные запасы, из острожку их вон выбил, велев им идти есть убитых иноземцев», и много другой возвели на него напраслины. К счастью для Пояркова, в его отряде нашлись честные люди (он сам и его холоп Карпов. — И.3.),

которые не покривили душой и вывели на чистую воду товарищей…» Короче говоря, один поручик «шагал в ногу», а вся рота нет, и любым способом необходимо доказать автору именно это — только поручики «ходят в ногу»!.. Удивительная логика, я бы сказал.

А подлинная логика — она, между прочим, требует и того, чтобы сопоставлялся поход Пояркова с якутскими деяниями Пояркова. И если не забывать, что творил он в Якутске, то и в правдивости измученных казаков не усомнишься.

Что происходило потом, после вскрытия рек, я в общих чертах уже рассказывал… Нелепо погиб Илья Ермолин, значительно увеличив казаками своего отряда и без того многочисленный список жертв этого похода. И в этом происшествии роковую роль скорее всего сыграла неопытность новоприборных; в отписках мне не встретилось больше ни одного случая, чтобы отряд в два с половиной десятка человек так примитивно попадал в ловушку…

Потом — зимовка в устье Амура. Пойманы три аманата, и впервые взят значительный ясак (значительный для Пояркова, а не вообще) — двенадцать сороков соболей. Потом — зимовка в устье Ульи, и вот уже «Божиего милостью и государским счастьем» захвачен один аманат, и взято за него семнадцать соболей (дело близко к развязке, и надо хоть что-нибудь привезти).

Да, авантюра близилась к завершению. Недешево обошлась она сибирским казакам, но не сие, разумеется, беспокоило Пояркова. Якутск уже недалек, но что произошло в Якутске, он не ведал, а много бы дал, чтобы узнать.

А происходили в Якутске немаловажные события, хотя достигли они своего апогея позже, чем, видимо, рассчитал Поярков.

О бесчинствах Головина в Москве узнали только летом 1644 года, и только летом следующего года из Енисейска в Якутск прибыл боярский сын Иван Галкин — тот, что основал первый Якутский острог, — с царской грамотой, приказывающей всех из тюрем выпустить. Воевода Головин поначалу грамоту не принял, кричал, что написана она «воровски», но в конце концов вынужден был подчиниться и часть людей выпустил. Остальных освободили сами служилые, осмелевшие после получения грамоты… Дни Головина в Якутске, таким образом, были сочтены. В феврале 1644 года (и тут Поярков рассчитал точно) московские власти послали в Якутск нового воеводу Василия Пушкина; уже в пути догнал его приказ учинить сыск над Головиным и всеми его приближенными.

Летом 1646 года Поярков, рано по весне выйдя с Ульи, сплыл по Лене в Якутск… С чем же вернулся он? Из ста тридцати человек погибло восемьдесят, и большинство из них — на его совести, хотя последнее слово едва, ли уместно в данном контексте. Принесен жалкий, особенно в соотношении с затратами и жертвами, ясак — Шелковник с меньшими силами и меньшими потерями соберет больше… И привезены бесценные по тем временам сведения об Амуре и Даурии… Ценою непростительных жертв, но действительно бесценные…

Впрочем, пора ставить точку. Воцарившийся в Якутске воевода Василий Пушкин, следуя московскому наказу, производит сыск, велит дьякам записать расспросные речи, которые цитировались выше, и отправляет Пояркова по сыскному делу Головина в Москву.

Там исчезает он, как говорили в древности, «без следа и слова», хотя какие-нибудь слова, наверное, и сохранились в огромном сыскном деле Головина. Но на исторической арене Поярков в отличие от Головина больше не появлялся.