Встречи под звездой надежды

Но от памятного московского вечера, когда я узнала, что меня утвердили на роль Аксиньи, до того времени, когда меня признали шолоховской героиней, было еще очень далеко. Предстояла тяжелая работа. Она началась буквально на следующий день. Клавдия Ивановна после долгожданной, радостной для меня весточки предупредила:

— Завтра съемочную группу собирает Герасимов. Тебе надо быть на студии.

Вот-вот должны были начаться съемки, хотя не все актеры были утверждены. Не было Дарьи — актрису, которую приглашал на эту роль С. А. Герасимов, не утвердил Шолохов, а Людмила Хитяева начата работать с режиссером Исидором Марковичем Анненским над его новым фильмом раньше, и потому для нее С. А. Герасимов сделал исключение.

Я на тот момент имела несколько заманчивых предложений, но я их отклонила. Не могла заниматься «совместительством», у меня это не получилось бы. Из Театра имени А. С. Пушкина я ушла. Извинилась, объяснила, и меня отпустили без обид. Я так была влюблена в Аксинью, что даже думать о какой-то иной роли не хотела, не могла.

Я с гордостью вспоминаю, что и многие мои коллеги по съемкам одобрили выбор Михаила Александровича. Тогда известие о том, что на роль Аксиньи Шолохов выбрал меня, встретили сдержанно, но впоследствии не поскупились на одобрительные отзывы в прессе.

«Элина поразительно соответствовала описанию героини, данному в романе Михаила Александровича Шолохова: она была красива, большеглаза, крутолоба. Тогда было трудно говорить о какой-то манере игры, мы все были молоды, неопытны, я, например, до этого снялась лишь в одном фильме. Очень нам помогал Сергей Аполлинарьевич Герасимов…» — так писала Людмила Хитяева.

«Среди актрис, претендовавших на роль Аксиньи, не было ни одной, которая могла бы составить конкуренцию Элине Быстрицкой», — утверждала Зинаида Кириенко.

«Сергей Аполлинарьевич Герасимов сразу утвердил Быстрицкую на роль Аксиньи. Это была, безусловно, самая сложная женская роль в фильме. Ее героиня переживала ревность, любовь, страдание, побои от нелюбимого супруга, а потом и побои от любовника», — отмечал Петр Глебов.

И еще я все время помнила свой «провал» в театральном институте. Я должна была доказать всем, и себе в первую очередь, что «дело» это — мое. Речь не об ущемленном самолюбии, а о том, что я знала, на что способна.

Герасимов торопился, он уже измерял свою жизнь съемочными днями. На самой первой встрече он сказал нам:

— Мы начинаем работу над «Тихим Доном». Вам придется стать другими людьми.

Мужчин-актеров предупредил, чтобы «подготовили» свои руки — они должны стать похожими на руки людей, работающих на земле. Такой же совет дал и актрисам.

Кто-то, не помню уж, кто, с сомнением произнес:

— Но мы же не в земле копаемся, как тут быть?

Герасимов ответил:

— Стирайте побольше, чистите посуду, скоблите полы, наведите порядок дома. У себя все сделаете — соседям помогите…

Буквально через несколько дней с хутора Диченского — это в четырнадцати километрах от города Каменск-Шахтинский — приехал самодеятельный казачий хор пенсионеров.

Конечно, С. А. Герасимов мог пригласить и профессиональный казачий ансамбль. Лишь позже я поняла, что требовалась мудрость, для того чтобы познакомить нас со стариками и старушками, молодость которых пришлась на времена «Тихого Дона». Они помогли всем нам прикоснуться к казачьему быту, увидеть его без временных напластаваний. Пожилые казаки и казачки быстро поняли, что от них требуется, и оказались хорошими наставниками. Мы буквально впитывали их советы. Помню, надо мной шефствовала одна женщина, очень крупная, плечистая, с добрыми глазами. Я вслушивалась в интонации ее речи, смотрела, как она ходит, какими жестами, мимикой сопровождает свою речь. Все это мне очень нравилось, и все это предстояло сделать своим, ибо у горожанок таких навыков нет. Оказалось, к примеру, целое искусство — носить воду ведрами так, чтобы она не плескалась и чтобы встречным казакам нравилось. Меня этому учила баба Уля:

— А ты неси бедрами… Бедрами, бедрами неси…

Я никак не могла вначале понять, как это ведра с водой можно нести «бедрами», если они на коромысле. А баба Уля давала мне «режиссерские» указания:

— Ты понимаешь, энту воду надо не просто таскать, а чтобы Гришке пондравилось…

Кадры из фильма, в которых я на коромысле несу два ведра воды, впоследствии обошли всю мировую прессу.

Для бабы Ули и Аксинья, и Григорий были вполне реальными людьми. И она знала, что советовала: когда была молодой, носила воду так, чтобы завлечь приглянувшегося казака.

Наконец после многих попыток она довольно произнесла:

— Вот, поняла наконец, как нести энту воду так, чтобы казаки на тебя пялились, глаза ломали.

Для меня это была очень высокая похвала. А баба Уля уже требовала:

— Покажи свои руки…

И недовольно покачивала головой, рассматривая ухоженные пальчики горожанки.