Ночь на корабле была невыносима. Жестко спать: на крыше люка постелен палаточный брезент, на нем — циновка, а сверху липа и свитер. Моя циновка расстелена всего на две трети ширины, тем не менее кроме меня она служит еще одному бедолаге, который притулился у моих ног. Мест на палубе не хватает. Утром, когда я, сидя на циновке, делаю заметки, мои ноги лежат на циновке соседа, поскольку поперек наших циновок спят еще трое. А рядом на голом полу палубы пристроилась женщина, которая плохо переносит качку. Она поминутно приподнимается на локте и сплевывает прямо перед собой. Здесь это воспринимается как нечто вполне нормальное. Циновка — это дом, это святыня, на нее нельзя ступить в сандалиях, а плевать рядом, класть всякие отбросы — пожалуйста. Либо дом, либо помойка — среднего нет.
Сильно качает. Представляю, какая была бы качка, если бы корабль не был так перегружен. Заболела бы половина пассажиров. И так многим было худо. Ничего удивительного, что в последний день путешествия я с удовольствием отдаю свой талон на питание одному из двух сыновей моего соседа.
В полдень судно наконец пристает к берегу. Простившись со своими спутниками, беру рюкзак и еду автомобилем до Матарама, главного города острова Ломбок. Поездив немного по городу в поисках ночлега, останавливаю машину перед гостиницей под названием «Отель Мареджа». Выглядит прилично, внутри красиво убранный холл, но пугает название «отель» — боюсь, здешние цены мне не по карману. Но нет, к моему удивлению, цены вполне приемлемые.
Приведя себя в порядок и отдохнув, выхожу в город. Удивительно: самый крупный в провинции университетский город, а здешний университет низшей категории
[15], насчитывающий всего 4 тысячи человек. Единственный приличный ресторан и тот в соседнем городке, расположенном, к счастью, в четырех километрах отсюда.Бреду по улице Бали, на которой в соответствии с названием живут балийцы. Сколько здесь храмов! Есть большие, есть и маленькие, но все весьма скромные на вид. Храмовой комплекс состоит обычно из нескольких крытых платформ на сваях, одной каменной часовенки и барабана. Статуй я не видел.
Сразу за городом начинаются рисовые поля. Делаю большой круг и, шагая между участками, направляюсь обратно в Матарам. Вышел из дому один, а возвращаюсь с компанией: по дороге ко мне присоединилось несколько мальчишек. Ребятишки вежливы, неназойливы. Может быть, это происходит оттого, что при мне нет фотоаппарата и их не выбивает из колеи непреодолимое желание, увековечить себя? Между нами происходит разговор:
— Good bye, mister (англ. «до свидания»).
— Good bye, anakanak (дети).
— Даримана? (Откуда?)
— Дари Поландия (Из Польши).
— Беланда? (Голландия?)
— Букан Беланда — Поландия (Не Голландия — Польша).
Дети что-то оживленно обсуждают, потом один из них догадывается, что речь идет о государстве в Европе. Я подтверждаю догадку. А на каком там говорят языке?
— Бахаса Поландия (На польском).
Это вызывает изумление; подумав, примиряются с тем фактом, что мир иностранцев очень сложен. Между прочим, вчера в автомобиле один из спутников тоже спрашивал меня, на каком языке говорят в Польше. Стоит ли удивляться? Ведь и в Польше не всякий интеллигентный человек знает, на каком языке говорят в Индонезии.
Ребятишки называют меня «мистер». Когда я спрашиваю, знают ли они, из какого языка это слово, отвечают «из английского». Так, прекрасно. Но если им известно, что я не англичанин, почему они называют меня по-английски? Замешательство. А как им меня называть? Туан? По-индонезийски незнакомому человеку можно сказать «туан», а можно — «ом» или «бапа». Осмелев, ребята начинают обращаться ко мне так, как принято обращаться к почтенному на вид индонезийцу. Беседуем обо всем — о рисе, о храмах.
— Ом, туда, туда, дальше мусульмане!
Ого, какой здесь конфликт! Раз они просят, сворачиваю, при этом объясняю, что ценю всякого хорошего человека и что для меня безразлично, индус он или мусульманин.
Дальше разговор внезапно переходит на женщин. Здесь неподалеку купаются женщины, не хочу ли я посмотреть на женщин с обнаженной грудью? Ребятишки разочарованы, и я начинаю подозревать, что на Ломбоке уже получил некоторое развитие туризм.
Начальник отдела культуры, к которому у меня рекомендательные письма, поручает меня господину Ахмату Мухидину, с которым мы едем к губернатору. В канцелярии губернатора знакомлюсь с директором музея. Здесь еще нет музея, нет даже намека на какую-либо коллекцию, а директор уже есть. Вряд ли удобно спрашивать у этого симпатичного господина, чем он, собственно говоря, занимается, поэтому я просто приветствую его, говорю, что рад встретить коллегу.
К бупати едем втроем. К нам присоединяется директор несуществующего музея. Едем на машине, хотя канцелярия бупати находится самое большее в ста метрах от отдела культуры. Бупати, доктор Саид, услышав, что приехал этнограф из Польши, сразу вспоминает, что обещал Анджею заняться моей особой.