Эти танцы не что иное, как наши современные книги. Как мы это теперь делаем на бумаге, так кем-то, когда-то, разные сведения о давно минувших событиях отмечались в танцах и через них из века в век передаются людям последующих поколений, и называются эти танцы священными.
Жрицами здесь большею частью становятся такие молодые девушки, которые по обету их родителей или по какой-либо другой причине с раннего возраста посвящаются служению Богу или тому или другому святому.
Этих будущих жриц еще с детства отдают в храм, и там их с малолетства учат и подготовляют ко всему требуемому, как, например, в данном случае к священным танцам.
Когда мне пришлось через несколько дней после этого первого моего осмотра класса тамошних танцовщиц видеть уже настоящих жриц во время исполнения своей профессии, я был поражен не смыслом и значением, вложенными в их танцы, так как этого тогда я еще не понимал, а той внешней отчетливостью и точностью, с которой исполнялись эти танцы.
Сказанная чистота выполнения даже приблизительно не может быть сравниваема ни с одной подобной работой ни в Европе, ни в других местах, где мне приходилось бывать и тоже наблюдать с сознательным интересом и такое человеческое автоматизированное проявление.
Мы жили в этой обители уже около трех месяцев и начинали, как говорится, «втягиваться» в существующие там условия, когда раз ко мне приходит с печальным видом князь и говорит, что сегодня утром его позвали к шейху, у которого было несколько из старших братьев.
– Шейх мне сказал, – продолжал князь, – что мне осталось жить всего три года, и он советует мне провести это время в монастыре Ольман, который находится на северном склоне Гималаев, чтобы лучше использовать эти три года на то, о чем я мечтал всю жизнь.
Если я соглашусь, он, шейх, даст мне все соответствующие руководящие инструкции и устроит все для моего продуктивного пребывания там.
Я не задумавшись сейчас же выразил свое согласие, и тут же было решено, что я, в сопровождении соответствующих людей, отправлюсь отсюда туда через три дня.
Поэтому я хочу эти последние мои дни всецело проводить с тобой, случайно ставшим мне самым близким человеком в этой жизни.
Я сразу от неожиданности обалдел и долго не был в состоянии что-либо сказать. Когда же я немного пришел в себя, я только спросил его:
– Неужели это правда?
– Да, – ответил князь. – Я ничего не могу сделать лучшего, чтобы использовать это время; может, я сумею наверстать то время, которое я без пользы и так бессмысленно потерял, когда имел в своем распоряжении столько лет всяких возможностей.
Лучше об этом не будем больше говорить и эти дни используем на более существенное для настоящего времени. Ты же продолжай считать, как будто я уже давно умер; ведь ты сам недавно говорил, что уже служил по мне панихиды и постепенно примирился с мыслью, что потерял меня. А теперь, как случайно мы опять встретились, так же случайно без печали и расстанемся.
Может быть, князю было нетрудно так спокойно об этом говорить, но мне было очень тяжело осознать потерю, уже навсегда, этого самого дорогого для меня человека.
Все эти три дня мы почти все время проводили вместе и говорили о всякой всячине. Но мое сердце все время было беспокойно, особенно тогда, когда князь улыбался.
При виде этой улыбки моя душа разрывалась, так как эта его улыбка была для меня показателем его доброты, любви и терпимости.
Наконец, через три дня, в печальное для меня утро, я сам помогал нагружать караван, который должен был навсегда увезти от меня этого доброго князя.
Он меня попросил не провожать его. Караван тронулся, и когда он заворачивал за гору, князь повернулся, посмотрел на меня и три раза благословил.
Покой твоей душе, святой человек, князь Юрий Любоведский!
Сейчас, в заключение этой главы, посвященной князю Юрию Любоведскому, хочу подробно описать трагическую смерть Соловьева, происшедшую в высшей степени оригинальной обстановке.
Соловьев вскоре после нашего путешествия в главный монастырь братьев «Сармунг», при моей помощи и требовавшемся известном поручительстве, примкнул к упомянутой уже мною группе людей «искатели-истины» и с тех пор, как равноправный член этой группы, благодаря своим настойчивым и добросовестным трудам, параллельно с работой над достижением своего личного самоусовершенствования принимал деятельное участие во всяких работах общего характера, а также в разного рода путешествиях, требовавшихся для специальных целей.
Во время одного такого путешествия, именно в 1898 году, он и умер от укуса дикого верблюда в пустыне Гоби.
Я опишу эти события, как уже обещал, возможно подробнее, потому что не только смерть Соловьева была исключительно оригинальной, но также и самый способ этого нашего передвижения по пустыне Гоби был небывалым и в высшей степени поучительным.
Я начну описание с того момента, когда после больших трудностей путешествия из Ташкента вверх по течению реки Шаракшан и нескольких небольших перевалов, мы попали в местечко Ф., откуда и начинаются пески пустыни Гоби.