Встречный бой штрафников

– Слыхал? Героическая, можно сказать, винтовка. Доверяем ее тебе с надеждой, что доверие оправдаешь. – Взводный прислушался. Артобстрел, похоже, прекратился. – Как твоя фамилия, боец?

– Ефимов.

– Ну вот, боец Ефимов. Видишь пустой окоп? Дуй туда. Занимай его. И слушай мою команду. Понял?

– Понял.

Обстрел действительно прекратился. В овраге неподалеку заработал пулемет. Одна нескончаемая очередь. Как будто немецкая цепь подошла вплотную. Там расстреливали дезертиров и паникеров.

– Ну вот, – сказал лейтенант, – одно отделение наша дивизия уже потеряла.

Только затих в овраге пулемет, в поле, куда уходила дорога и где горели разбитые грузовики и телеги с разным тыловым имуществом, появились танки. За танками цепью шла пехота.

Первую атаку они отбили. Хотя ни одного танка поджечь не удалось. Танки вдруг развернулись и начали уходить в балочку. А через минуту они, а может, другие, понять уже было ничего нельзя, выскочили с тыла и начали перемешивать с землей окопы второго взвода.

Кто побежал первым, они с Нестером потом так и не могли вспомнить. Им казалось, что вроде бы все сразу и побежали. Опомнились уже в лесу, в овраге. Боя не слыхать. В стороне дороги урчат танки. Стрельбы особой вроде бы и нет. Так, одиночные винтовочные выстрелы в стороне их окопов.

– Ну что, ребята, бросили позиции? Что будем делать? – Лейтенант ходит вдоль оврага, винтовка с примкнутым штыком на плече.

– Да что делать! Что делать! Не видишь, пи… роте!

– Роте, может, пи…, но мы-то живы. И при оружии. Слушай мою команду! Сейчас всем построиться на той стороне оврага. А там разберемся, что делать.

В тот день лейтенанта еще слушали. Построились. В строй встали все. Даже те, кто уже откровенно посматривал в лес и не особо дорожил ни винтовкой, ни петлицами, да и на лейтенанта косился зло, недоверчиво.

Пересчитал лейтенант свое войско. В строю оказалось девятнадцать человек. Часть из первого взвода, часть из второго. Кое-кто заблудился и из третьего, и даже из санчасти двое санитаров.

Иван готов был выполнить любой приказ лейтенанта, даже если бы тот приказал в тот момент контратаковать немцев не дороге. Потому что не увидел в строю отца.

– А где дядя Гриша? – толкнул его в бок Нестер, когда они стояли на краю оврага, поправляя одежду и осматривая снаряжение.

– Не видел я его, Нестер. А ты?

– И я не видел. Скорее всего, на дороге остался. – И Нестер вдруг спохватился: – Неужто взводный на дорогу поведет? Куда ж мы, с винтовками, против такой-то силы?

– Пойдем, Нестер. Пойдем, если командир прикажет. Там, на дороге, много наших осталось.

Но на дорогу лейтенант их не повел. Повел в лес. Иван хотел уйти. Не мог он бросить отца. Нестер стал отговаривать:

– Брось, Вань, не трави душу. Если в плен попал, то его уже угнали. Ты ж видел, какую колонну они там наверстали. А если ушел, то тоже где-нибудь тут, в лесу бродит.

Двое суток блудили по лесу. Доели последние сухари. От раненых потянуло смрадом, запахли бинты. Перевязку не меняли с тех пор, как бежали в лес. У некоторых под бинтами появилась опухоль. Их пошатывало от высокой температуры. Стало ясно, что с такими далеко не уйти. Запах гангрены – это запах скорой смерти.

Однажды под вечер вышли к деревне. Деревенька так себе, дворов шесть. Не деревня, а лесной хутор. Лейтенант остановил их, долго слушал, вглядывался в сумерки, в затеплившиеся красноватыми огнями керосиновых ламп окна, казавшиеся издали совсем низкими, придавленными к земле. Потом сказал:

– Вот тут, ребята, и разживемся. Тут переночуем и просушим одежду.

Хорошо бы, подумал Иван. Но не шел из головы отец. Как бы он ни прокручивал назад произошедшее, какие бы варианты ни просчитывал, выходило всякий раз одно: отца он бросил. Там, на дороге бросил. Как бросил окоп. Пулемет Иван не бросил. «Дегтяря» они тащили с Нестером по очереди. Один нес пулемет, а другой сумку с тремя запасными дисками. Винтовку Нестер где-то потерял. Да и черт с ней, с винтовкой. О ней даже лейтенант Нестеру не вспомнил. Хорошо, что пулемет вынесли с запасом патронов. Лейтенант у них был – человек. Со взводным им повезло. Но отец остался где-то там, на дороге. И эта постоянная мысль разъедала душу сильнее гангрены.

– Воронцов, – приказал лейтенант, – займи-ка позицию вон там, чтобы улицу мог свободно простреливать. Если что, я по улице не побегу. Так что лупи вдоль дороги, патронов не жалей.

Иван залег за березой. Поставил пулемет на сошки. Прислушался. Лейтенант ушел в деревню не один, с Нестером. А через минуту оттуда – крики и пулеметная очередь. Пулемет – немецкий. Иван уже научился различать пулеметные голоса. Запустил очередь и он. Но стрелял не вдоль улицы, как приказывал лейтенант, а прямо по вспышкам пламени работающего пулемета. Вскоре загорелся крайний дом. Вышло так, что Иван стрелял по крыше. Крыша соломенная, занялась легко. А пули – трассирующие. Трассирующими ночью стрелять лучше, можно трассой управлять, к цели ее подводить.

Замолчал пулемет. Дом горит. А от деревни к лесу человек ползет. Один. Значит, кто-то там остался. Кто? Нестер? Или лейтенант?