Генерал-майор Гордон Беннет, командующий Восьмой Австралийской дивизией, горестно признавался одному из своих офицеров: «Мне кажется, наши люди не хотят сражаться»25
. Сам он точно не хотел и поспешил сесть в самолет, который через 12 дней доставил его на родину. И если австралийцы осрамились, то ничуть не лучше зарекомендовали себя и британские части – воли к сопротивлению недоставало всем войскам под командованием Персиваля. Капитан Норман Торп из Дербиширского территориального полка, служивший с «Шервудскими лесничими», описывал странное чувство отрешенности от разворачивавшейся вокруг катастрофы: «Я был лишь самую малость взволнован и не ощущал, что это как-то затрагивает меня лично»26. Торп повел своих людей в контратаку, но обнаружил, что приказу повиновалась лишь меньшая часть солдат, и контратака сразу же захлебнулась. Командир одного австралийского подразделения наткнулся на дезертиров, которые в беспорядке бежали с передовой: они отказались подчиняться и заявили, что с них довольно. Надежды на милосердие победителей у трусов было ничуть не больше, чем у тех, кто сопротивлялся до конца. Капрал Томиносуке Цучикаге с удивлением смотрел на противника, думавшего спасти свою жалкую жизнь бездействием: «Некоторые солдаты, утратив мужество, скорчились в ужасе, присели на корточки и не вступали в рукопашный бой, дожидаясь, словно праздные зрители, его исхода. Их тоже без сожаления пристрелили или закололи штыками»27.Черчилль обратился с патетическим посланием к только что назначенному командующему союзными силами в регионе Уэйвеллу, требуя, чтобы Сингапур отстаивали до последнего: «На этом этапе не следует думать о спасении войск или о защите населения. Борьбу следует самой дорогой ценой довести до развязки. Командующие и старшие офицеры обязаны погибнуть вместе с рядовыми. На кону честь Британской империи и британской армии. Я прошу вас не проявлять ни слабость, ни милосердие в каком бы то ни было виде. Когда русские так отважно сражаются и американцы держатся на Лусоне, репутация нашей страны и репутация нашего народа полностью зависят от вас».
Это воззвание премьер-министра наглядно отражает принципиальную разницу в мировоззрении участников конфликта и, соответственно, в том, как они сражались: Черчилль потребовал от сингапурского гарнизона такого же упорства и такой же готовности к самопожертвованию, какие чуть ли не ежедневно проявляли немцы, японцы и русские, но те действовали под страхом жестокой кары. Пусть Малайя потеряна, Черчилль хотел по крайней мере создать вдохновляющую на подвиги легенду о том, как защитники колонии бились до конца. Но западная демократия не взращивает подобную самоотверженность. Вечером 9 февраля командир австралийской бригады заявил Персивалю: «По гражданской профессии я врач. Когда я вижу, что руку не спасти, я ее ампутирую, но, если болезнь распространилась на весь организм, не поможет никакая операция – пациент умрет. Так обстоит дело и с Сингапуром. Нет никакого смысла сражаться, чтобы продлить агонию»28
. Некоторые английские, индийские и австралийские солдаты показали примеры личного мужества, защищая Малайю, но эти подвиги не могли предотвратить общего распада. И мало кто из офицеров счел нужным призывать своих людей к жертвам: ведь и так было понятно, что на этот призыв никто не откликнется.В Сингапуре, как ни на каком другом участке боев, проявилось разительное несовпадение двух концепций войны: героического видения премьер-министра, призывавшего империю сражаться до последнего человека, и характерного для рядовых отсутствия веры. Солдаты Персиваля не ждали ничего хорошего ни от своих командиров, ни от самих себя. Если бы Черчилль лично явился к ним, они могли бы ему сказать, что прежде, чем призывать их гибнуть за Малайю, следовало бы подобрать компетентных офицеров и снабдить части в Малайе оружием получше, прислать им на помощь пару сотен современных истребителей, отдыхающих на британских аэродромах. А так – пусть Черчилль сражается не на живот, а на смерть, они умирать не хотят. И доминионы также не собирались пускать в ход крайние меры для восстановления дисциплины в своих войсках. Несколько австралийских дезертиров с оружием в руках пробились на борт отплывавшего корабля. В Батавии их арестовали; британское командование настаивало на расстреле. Премьер-министр Австралии Джон Кёртин тут же напомнил Уэйвеллу, что смертный приговор гражданам Австралии должен быть санкционирован Канберрой и что Канберра на это не пойдет. Даже в этот тяжелейший для империи момент англичане проявляли ту щепетильность, которая входит в плоть и кровь человека, воспитанного на «западных» ценностях, но сейчас она лишь осложняла положение союзников.