Но скептики были посрамлены событиями, происходившими с 1942 по 1945 г. После Пёрл-Харбора генерал-лейтенант Фредерик Морган, основной разработчик планов Дня «Д» с британской стороны, отзывался об американцах так: «Они твердо решили, что это будет величайшая и наилучшим образом осуществленная кампания»3
. Примерно о том же писал другу в Госдепартаменте секретарь Американо-Азиатской ассоциации: «Война будет долгой и тяжелой, но, когда она завершится, о Дядя Сэме будет говорить весь мир»4. Федеральный бюджет США взлетел с $9 млрд в 1939 г. до $100 млрд в 1945 г., и за тот же период ВВП вырос с $91 млрд до $166 млрд. Уровень промышленного производства вырос на 96 %, появилось 17 млн новых рабочих мест; 6,5 млн женщин пополнили трудовую армию США в период с 1942 по 1945 г., а средняя зарплата у них выросла более чем на 50 %; удвоился объем продаж женской одежды. Директивы, принимавшиеся во имя этой широкомасштабной мобилизации, играли на руку крупным корпорациям и магнатам промышленности, и те процветали. Антимонопольное законодательство было на время отменено под давлением военных нужд: на долю ста основных компаний Америки, которые в 1941 г. производили 30 % всего национального продукта, к 1943 г. приходилось 70 % ВНП. Правительство забыло свою неприязнь к монополистам: лишь бы поставляли танки, самолеты, корабли.Шла величайшая в мире война, и все менялось в соответствии и пропорционально этим событиям: в 1939 г. в Америке было всего 4900 супермаркетов, но в 1944 г. – уже 16 000. К концу 1944 г. личные накопления среднего американца почти удвоились по сравнению с декабрем 1941 г. Предметы роскоши, напротив, оказались в дефиците, и потребители толком не знали, как потратить возросшие доходы. «Люди ошалели от денег, – рассказывал ювелир из Филадельфии. – Им все равно, что купить. Покупают, лишь бы деньги израсходовать»5
. К 1944 г. производство потребительских товаров в Британии сократилось на 45 % от довоенного уровня, а в США меж тем оно возросло на 15 %. Во многих регионах недоставало жилья, подскочила арендная плата, потому что миллионы людей, направленные для работы на военные заводы или мобилизованные, не знали, где разместиться.«Миф о Славной войне, – писал Артур Шлезингер, работавший в ту пору в Управлении военной информацией, – воспевает счастливую пору общенационального единства во имя благой цели. Большинство американцев признавали необходимость этой войны, однако и от низменных мотивов не отступались. Мы в Вашингтоне наблюдали изнанку Славной войны. Видели, как жадные собственники заводов противились переходу на оборонную продукцию, а потом уступали настояниям правительства, рассчитывая получить после войны какие-либо привилегии. По нашим сведениям, каждая восьмая компания нарушала Закон о предельных ценах. Мы нагляделись на то, что малоизвестный сенатор от Миссури [Гарри Трумэн] назвал проявлениями “алчности, мошенничества, халатности, грабежа”. Война от всех требовала жертв, но зараза “кидалова” распространялась повсюду. Тыловая жизнь представляла собой довольно-таки постыдное зрелище, в то время как молодые американцы погибали в разных уголках мира»6
.