Вторая мировая война. Ад на земле

Украинского подростка Стефана Куриляка немецкие оккупационные власти отправили на Запад, работать на фермеров в Австрийских Альпах. Он попал в семью набожных католиков Клаунцеров. При виде своего нового работника фрау Клаунцер расплакалась, и украинский паренек, сам не зная почему, прослезился вместе с ней. Потом ему объяснили, что сын Клаунцеров только что погиб на Восточном фронте. Одними губами фрау Клаунцер повторяла фразу, которую даже Стефан при своем скудном немецком мог понять: «Гитлер – плохой. Гитлер – плохой». Со Стефаном обращались хорошо, по-доброму. Он работал на семейной ферме и неплохо жил там до конца войны. Хозяева просили его и потом остаться с ними на правах члена семьи, но он отказался⁶¹

.

Далеко не ко всем судьба оказалась настолько благосклонна. Четырнадцатилетний польский еврей Артур Познанский вернулся однажды в октябре 1942 г. в гетто города Пиотрков со стеклодувной фабрики, где работал вместе с младшим братом Ежи, и ему сунули в руку скомканную записку от матери: ее, как и многих других, отправили в концлагерь. «Нас увозят. Помоги тебе Господь, Артур! Мы ничем не сможем тебе помочь, и что бы ни случилось, присматривай за Ежи. Он совсем еще ребенок, больше у вас никого нет, будь ему и братом, и отцом. Прощай!» Артур, до слез растроганный, твердил: «Да, я буду о нем заботиться! Я все сделаю!» А потом спросил себя: «Но как? Я одинок и беспомощен». Конец войны мальчики встретили в разных концентрационных лагерях, за сотни километров друг от друга, но чудом остались живы, а все остальные в их семье погибли⁶²

.

Англичане перенесли шесть лет скудного снабжения по карточкам и периодических массированных бомбардировок. Ночные отключения света угнетали также психологически. И все-таки жизнь на островах под руководством Черчилля была куда лучше, чем на Континенте, где правили бал насилие и голод. Британия, как и США, была защищена от непосредственного соприкосновения с врагом морем, здесь сохранялась какая-никакая личная свобода и даже благосостояние. А привилегированные британцы и вовсе не утратили своих привилегий. «Вот еще что необычно в этой войне: люди, которые не хотели в нее влезать, так и не были вовлечены»⁶³

, – отмечал впоследствии писатель Энтони Пауэлл.

Разумеется, не были вовлечены только представители узкого социального слоя. За неделю до Дня «Д», когда 250 000 молодых англичан и американцев готовились к броску на Атлантический вал Гитлера, Ивлин Во записал в дневнике: «Проснулся полупьяным и с толком провел утро: сперва подстригся, потом сверял цитаты в Лондонской библиотеке, которая все еще не приведена в порядок после бомбардировки, навестил Нэнси [Митфорд, в принадлежавшем ей книжном магазине]. За ланчем снова напился. Поехал в “Бифштекс” [клуб], в который я недавно записался, потом в “Уайт” [тоже клуб], еще портвейна. В алкогольном дурмане добрался до Ватерлоо, сел на поезд до Эксетера и большую часть пути проспал»⁶⁴

.

Во нельзя считать типичным представителем круга или класса: большинство друзей, с которыми он кутил, были в Лондоне на побывке, год спустя некоторые из них уже были мертвы. Вскоре после этой дневниковой записи немцы пустят в ход «оружие возмездия», и без того уставшие от войны британцы вновь начнут погибать под бомбами. Но если жизнь в Нью-Йорке или Чикаго была намного безопаснее и комфортнее, чем в Лондоне и Ливерпуле, то и лондонцы могли чувствовать себя счастливыми по сравнению с обитателями Парижа, Неаполя, Афин, любого города Советского Союза или Китая. Домохозяйка из Ланкашира Нелла Ласт в октябре 1942 г. задумывалась над тем, как мало ее до сих пор затронули военные тяготы и лишения, если вспомнить хотя бы, что Сталинград был на три четверти разрушен при первом же воздушном налете. «У нас есть крыша над головой, еда, тепло, а у миллионов людей ничего этого нет. Какую цену предстоит за это уплатить? Мы не можем рассчитывать, что нам и дальше удастся отсидеться. Сегодня я поглядела на соседского младенца и вдруг поняла, почему многие сейчас не хотят рожать детей. Столько разговоров о новом мироустройстве, о том, что будет после войны, а кто помнит о страданиях, о муках, которые еще предстоят, прежде чем все кончится?»⁶⁵