Вторая мировая война. Ад на земле

Наиболее существенный вклад в упорное сопротивление внесла сплоченная группа убежденных фанатиков-нацистов, в особенности подразделения СС. За десять лет гитлеризма выковались замечательные молодые вожди и воины. Даже когда стало очевидно, что весы склоняются не в пользу Германии и это движение уже не остановить, многие немцы шли на неслыханное самопожертвование в усилии спасти свое отечество от возмездия русских. Далеко не каждый в вермахте был героем: в 1944–1945 гг. все больше солдат проявляло готовность и даже желание сдаться. Но в целом дух немецкой армии был схож с духом русской и японской армий, радикально отличаясь от британского и американского. За возможность сохранить кое-какие гражданские свободы и право выбора, за отказ жестоко наказывать любое проявление слабости западным армиям приходилось расплачиваться: их солдаты с куда меньшей готовностью шли на гибель. Недостаток героизма компенсировался наращиванием огневой мощи.

2. В тылу

Николай Белов, сражавшийся в Красной армии, записывал в дневнике под конец 1942 г. «Вчера получил от Лидочки целую пачку писем. Чувствуется, что ей тяжеловато одной с малышами»⁴⁸

(31.12.1942). Едва ли капитан Белов понимал, насколько «тяжеловато» его жене. Во многих странах в ту войну мирное население страдало не меньше солдат. Румын Михаил Себастиан не бывал на фронте, но в декабре 1943 г. записывал: «Все личное накрыто тенью войны. Ее жуткая реальность заслоняет все. А мы – где-то вдали, забытые даже нами самими, с нашей померкшей, съежившейся, летаргической жизнью, словно ждем возможности очнуться от сна и вновь начать жить»⁴⁹. Хотя потери России и Китая существенно искажают общую картину, можно все же утверждать, что в целом с 1939 по 1945 г. погибло больше гражданских, чем вооруженных участников конфликта. Само выражение «на домашнем фронте» кажется издевательством в контексте СССР, где десятки миллионов оказались в положении, которое описывает сражавшийся в сентябре 1942 г. на Украине партизанский комиссар Павел Калитов, заглянувший мимоходом в деревню Климово: «Бледная, худая женщина сидит на скамье с младенцем на руках, рядом девочка лет семи. Она плачет, несчастная. Что вызвало эти слезы? Чего бы я ни отдал, лишь бы помочь этим беднягам, унять их боль»

⁵⁰.

Три недели спустя похожая сцена в Буднице: «Что уцелело? Гора руин, торчат трубы, обгоревшие стулья. Дороги и тропы успели зарасти сорняками и чертополохом. Ни признака жизни. Деревня находится под постоянным артиллерийским огнем»⁵¹

. Вскоре после этого подразделение Калитова получило от командования регулярной армии приказ эвакуировать все гражданское население из двадцатипятикилометровой зоны тыла. Людям разрешалось взять свои вещи, но корм для скота и картошку они должны были оставить. Калитов в отчаянии пишет: «Нам пришлось работать с гражданскими, уговаривать их, чтобы они ушли, не оказывая сопротивления. Это непросто: многие живут исключительно на картошке. Требовать, чтобы они оставили свои припасы для прокормления армии, значит, обрекать их на тяжелейшие лишения и даже на смерть. Вот передо мной семейство беженцев. Изможденные, худые до прозрачности. Особенно тяжело смотреть на малышей – их трое, один грудной, двое ненамного старше. Молока нет. Эти люди страдают, как и мы, солдаты, или даже тяжелее. Бомбы, снаряды, мины их тоже не щадят»⁵². Калитин изумлялся стойкости человеческой природы, способности все перенести.

Даже те русские, кто не оказался в осажденном городе или под воздушными налетами, работали в годы войны в чрезвычайно тяжелых условиях. Их паек составлял в среднем на 500 калорий в день меньше, чем у английских и немецких рабочих, на 1000 калорий меньше, чем у американцев. На территории, подконтрольной центральной власти, погибло от голода 2 млн человек, еще 13 млн погибло от бомб, а также на захваченной немцами территории. Узники трудовых лагерей ГУЛАГа снабжались питанием в последнюю очередь, и в каждый военный год четверть наличного состава лагерей вымирала. Россия страдала от повальной цинги из-за отсутствия витаминов и от множества других заболеваний, вызванных голодом и непосильной работой. «Никакой жизни, кроме завода»⁵³, – писала москвичка Клавдия Леонова, трудившаяся на текстильной фабрике, где шили военную форму и камуфляжные сетки. Всю войну производственная линия работала круглосуточно, люди выходили в две смены по 12 часов. Кормили их плохо пропеченным хлебом и кашей из подгоревшей пшенки, которую раздавали прямо у станков. «Мы не умирали с голоду, но есть хотелось все время, собирали даже картофельные очистки. Теоретически воскресенье оставалось выходным, но партком завода собирал нас на добровольные работы – копать окопы или носить хворост из подмосковных лесов. Мы грузили рудничные стойки, тяжеленные, не всякий штангист справится. Мы жили в крестьянской хате, и хозяйки все время ругали режим и нас ругали, потому что мы собирали в лесу ягоды и грибы, а они хотели собрать их сами и продать нам».