Сталина это мало беспокоило. Он был уверен, что 120 000 человек, 600 танков и 1000 пушек с легкостью преодолеют линию Маннергейма, и не прислушивался к предостережениям своих генералов насчет труднопроходимого ландшафта Финляндии. Танки и другой транспорт были вынуждены передвигаться узкими колоннами между озерами, лесами и болотами. Хотя у финнов было мало артиллерии, а противотанкового оружия еще меньше, советские войска действовали настолько неумело, что финны ухитрялись рассеивать колонну огнем из винтовок и автоматов. Заснеженные пустоши восточной Финляндии вскоре густо пропитались кровью. Финны иной раз падали от нервного истощения после того, как час за часом с близкого расстояния косили русских. Красная армия лишилась 60 % танков, главным образом потому, что танки шли сами по себе, без прикрытия пехоты. Их подбивали самыми примитивными средствами, в основном бутылками, наполненными бензином и со вставленным фитилем, – бутылки бросали в машину, и бензин вспыхивал жидким пламенем. Хотя бутылки с зажигательной смесью применялись и раньше, именно в Финляндии их прозвали сперва корзиной Молотова, а затем коктейлем Молотова.
Маннергейм сухо заметил, что на европейский взгляд нападавшие проявляли непостижимый фатализм. Близкий к истерике командир советского батальона объявил подчиненным: «Товарищи, наша атака захлебнулась, но командир дивизии только что лично мне отдал приказ: через семь минут мы атакуем снова»17
. Советские колонны вновь рванулись вперед и были истреблены. Некоторые финские подразделения вели широкомасштабную партизанскую войну, ударяли по русским из леса и тут же исчезали. Они старались разделить продвигавшуюся вперед часть, а затем уничтожить советские соединения поодиночке. Свою тактику они именовали «рубка леса» (motti). Среди героев этой кампании запомнился подполковник Ааро Паяри, который в разгар одного из сражений перенес инфаркт, но каким-то образом сумел остаться на ногах. Он, как и большинство его сражавшихся в тех битвах соотечественников, не был профессиональным солдатом, но одержал существенную, пусть небольшую, победу против значительно превосходящих сил противника под Толвоярви. В недели сражений под Коллаа финны использовали две французские 3,5-дюймовые пушки, отлитые в 1871 г., которым для выстрела требовался заряд дымного пороха. В северном секторе оборону поддерживал бронепоезд, стоявший там с 1918 г., – теперь он носился, отражая угрозу на всех направлениях.Красная армия до нелепости плохо подготовилась к зимней кампании: к примеру, в 44-й дивизии рядовым раздали инструкцию по передвижению на лыжах, но не выдали лыж. В первые недели боев советские танки даже не додумались покрасить в белый цвет. Финны же высылали лыжные патрули, чаще всего ночью, и перерезали пути сообщения между советским авангардом и обозом. Во главе одного из егерских полков финнов стоял полковник Ялмар Сииласвуо. Юрист по мирной профессии, невысокий, светловолосый, крепкий, он вдохнул новую жизнь в затянувшуюся оборону деревни Суомуссалми и в итоге был назначен дивизионным командиром. Русские начали опасаться меткости финских снайперов, которых они прозвали «кукушками». Начальник штаба Девятой армии (командовал ею генерал Василий Чуйков) проанализировал допущенные советским командованием ошибки и пришел к выводу, что продвижение Красной армии было излишне привязано к проезжим дорогам: «Наши соединения, оснащенные большим количеством техники (в особенности артиллерией и средствами транспорта), оказались неспособны к маневру и успешным действиям на такой территории». Солдаты, по его словам, «боялись леса и не умели ходить на лыжах»18
.Финнов советская манера вести войну приводила в изумление и негодование. Один советский генерал вздумал проложить путь по минному полю, погнав перед собой табун лошадей: финны, нежно любящие животных, пришли в ужас от этой бойни. Правда, и кто-то из финнов, глядя на груды вражеских трупов, валяющихся в северном секторе, промолвил: «Этой зимой волки наедятся». Карл Миданс, фотограф из американского журнала