Вторая мировая война. Ад на земле

Советская агрессия вызывала повсюду недоумение, в том числе и потому, что у финнов свастика была знаком удачи. Большинство сочувствовало жертвам нападения, даже в фашистской Италии проходили демонстрации в поддержку финнов. Англичане и французы рассматривали действия Сталина как еще одно проявление хищнического союза Германии и России – только что эти двое разделили Польшу. Однако на самом деле Берлин к этому был непричастен. Кое-кто в среде союзников порывался послать в Финляндию военную помощь. Французский генерал Максим Вейган обратился с таким предложением к Гамелену. Помимо всего прочего, это решило бы главную в глазах французов задачу: увести войну подальше от Франции. Он писал: «Я считаю необходимым сломить хребет Советского Союза в Финляндии и повсюду»²⁰. Совместная англо-французская экспедиция в Финляндию напряженно обсуждалась на протяжении нескольких месяцев, но слишком велики были практические препятствия. Будь Уинстон Черчилль в ту пору премьер-министром Британии, он бы, наверное, начал крестовый поход против русских, но в правительстве Чемберлена лорд Черчилль, министр военно-морского флота, отстаивавший активный курс, оставался в меньшинстве, а все остальные не решались выступить против Советского Союза, пока не завершился конфликт с Германией.

Маршал Маннергейм установил себе строгий режим дня на все время кампании: в 7:00 он просыпался в штаб-квартире в отеле Seurahuone в Миккели, примерно в 65 км за линией фронта; часом позже, безупречно одетый, выходил к завтраку, затем проезжал несколько сотен метров до своего штаба, оборудованного в здании школы. Он велел читать ему вслух список потерь – каждое имя. Финский народ очень немногочислен, и все знают всех. В первые недели войны, сознавая, как слаба его армия, Маннергейм решительно противился желанию подчиненных перейти в атаку, развить успех, но 23 декабря на Карельском перешейке финны все же бросились в наступление. Пехота неслась с криками: «Hakkaa paale!» («Руби сверху!»), – но, без поддержки артиллерии и авиации, принуждена была отступить с большими потерями.

Финское правительство не питало иллюзий, будто сможет нанести решительное поражение СССР, но надеялось, что Сталин сам отступится, если понесет слишком большие потери. Увы, подобная стратегия не могла сработать в борьбе против врага, не считавшегося с человеческими жертвами. Унизительные декабрьские неудачи побудили Сталина лишь сменить часть военного руководства, одного дивизионного командира расстреляли, другого отправили в ГУЛАГ, а на Финский фронт прислали большое подкрепление. Начали строить ледовые дороги, способные выдержать вес танков: на утоптанный снег выкладывали бревна, затем поливали их водой и давали замерзнуть. Финны вступили в войну с запасом артиллерийских снарядов на три недели, а топлива и пуль – на два месяца. К концу января эти ресурсы были практически исчерпаны.

Мир, затаив дыхание, следил за первоначальными успехами финнов. Маннергейм сделался героем Европы, французский премьер-министр сулил финнам к концу февраля 100 самолетов и 50 000 солдат, но пальцем не пошевелил, чтобы исполнить свое обещание. Писатель Артур Кестлер, в эмиграции, в Париже, презрительно отзывался по поводу французского ликования из-за финских побед: «Так любитель подглядывать удовлетворяет свою страсть, наблюдая за другими людьми». В Британии еженедельный орган левых Tribune

поначалу нерешительно поддерживал Москву, но затем резко сменил позиции и встал на сторону финнов.

В глазах Черчилля действия Советского Союза ничем не отличались от нацистской агрессии. Первый лорд Адмиралтейства радовался каждой неудаче Сталина и 20 января заявил по радио: «Финляндия, не сдающаяся, более того, торжествующая в самых челюстях чудовища, показала нам, на что способен свободный человек. Эта страна оказала величайшую услугу человечеству. Перед всем миром Финляндия обнажила слабость Красной армии и ее военно-воздушного флота. Множество иллюзий относительно Советской России рассеялись в эти краткие жестокие недели боев за Полярным кругом. Всем стало очевидно, как развращает коммунизм душу нации, так что в мирное время она голодна и беспокойна, а в военное – низменна и жестока».