Так что в последние дни 1940 г., когда англичане считали себя главной мишенью нацистской агрессии и заголовки газет по всему мире вопили о драматических перипетиях «блица», Гитлер мыслями уже был далеко. Его военачальники готовили армию к походу на Восток. Уже в ноябре эстонский двойной агент сообщил резиденту британской разведки в Хельсинки, что, по словам офицера абвера, немецкое командование планирует на июнь начало войны против СССР. Англичанин отмахнулся – война на два фронта казалась безумием – и сказал: «Вероятно, подобные заявления делаются в пропагандистских целях»40
. Даже если бы он передал эту информацию в Лондон, англичанам вряд ли удалось бы поколебать самодовольное спокойствие Сталина и побудить его подготовиться к обороне.За без малого год после капитуляции Франции большинству немецких солдат не приходилось пускать в ход оружие. Наземные операции прекратились, был потерян темп – в тот момент едва ли кто это заметил, но на дальнейшем ходе войны это промедление сказалось. Гитлер не предпринимал мер, чтобы превратить крупнейшее в истории завоевание в прочное и долговременное господство. Немецкому флоту недоставало сил для вторжения в Британию и даже для того, чтобы перерезать маршруты снабжения через Атлантику; воздушные налеты на Британию не дали существенных результатов. Предположение, будто Гитлер напал на Советский Союз потому, что не придумал, чем еще заняться, звучит легкомысленно, однако что-то в этом есть – приходится согласиться с Яном Кершо41
. Нацистам предстояло еще немало побед, но некоторые генералы, посвященные в планы Гитлера, уже догадывались о фундаментальных проблемах Третьего рейха: требовалось захватить как минимум полушарие, чтобы со всех сторон обезопасить себя, но оставалась сомнительной способность военной и экономической системы немцев осуществить такие завоевания.Триумф Гитлера в Западной Европе вызвал у демократических стран преувеличенное представление о его силах, а народ Гитлера предался ликованию. В новую мировую войну немцы вступали со страхом и дурным предчувствием, но к зиме 1940 г. прежняя настороженность рассеялась. Мало кого тревожил неуспех Битвы за Англию. Юный пилот Хайнц Кноке пытался передать свой восторг, когда 18 декабря он в битком забитом зале Берлинского дворца спорта (Sportpalast) слушал речь Гитлера: «Мир еще не видел столь блистательного оратора. Его магнетическая личность неотразима. Чувствуешь эманации поразительной воли и мощной энергии. Нас здесь 3000 юных идеалистов. Никогда прежде мы не испытывали столь глубокой патриотической привязанности к нашему немецкому отечеству. Не забыть мне выражение счастья, которое я видел на всех окружавших меня лицах»42
.Но рано радовались. Победы 1940 г. создали гигантскую империю, но, хотя ограбить оккупированные территории победителям удалось, их управление отличалось чудовищной экономической некомпетентностью. Вопреки распространенному мнению, Германия отнюдь не была передовым индустриальным государством – от Соединенных Штатов она отставала лет на 30. В стране все еще господствовал большой аграрный сектор – Британия давно его сократила. Престиж Германии, страх перед ней поселился в сердцах разбитых противников после того, как вермахт и люфтваффе продемонстрировали свои возможности в бою. На самом деле люфтваффе было намного слабее, чем казалось союзникам. Время покажет, что Гитлер не располагал достаточными силами для реализации своих амбиций. Хотя Британия под конец 1940 г. чувствовала себя осажденной, мощь Германии покоилась на куда более зыбких основаниях, чем подозревали43
.Зимой 1940 г. Уинстон Черчилль убедил свой народ в том, что он совершает нечто существенное, героическое, а ведь большинство англичан могло бы и призадуматься, что же они такое делают. «Премьер-министр хвалил в палате общин нас, парней на истребителях, – записал пилот Spitfire Сэнди Джонстоун. – Говорит, мы только что одержали славную победу, хотя, по правде говоря, мы и не заметили, чтобы происходило такое уж крупное сражение»44
. Черчилль прославлял победы истребительной авиации и выносливость, с какой народ терпел немецкие бомбардировки. Но пока что он не говорил, как от борьбы с люфтваффе перейти к одолению нацистской империи – просто потому, что сам не знал, как это сделать.