Вторая мировая война. Ад на земле

Когда мирные граждане облачаются в военную форму, им требуется время, чтобы привыкнуть и уже без прежнего ужаса взирать на чинимые войной разрушения. Во время отступления австралийцам и новозеландцам сильнее всего врезалось в память зрелище опрокинутых, брошенных машин, ружей, складов с боеприпасами, радиоприемников, дальномеров, тысячи тонн неиспользованного оборудования, оставшегося на обочине пелопоннесских дорог. Когда солдаты поднимались на борт, им тоже приказывали бросить оружие, пулеметы и минометы, которые они упрямо волокли за собой во время отступления. Это решение имело определенные последствия и для обороны Крита, время которой настало несколько недель спустя. Уходили британские войска с чувством острого стыда перед местными жителями: те даже сейчас, в общем несчастье, провожали их как близких друзей.

К концу апреля немцы полностью овладели Грецией. Уэйвелл успел эвакуировать примерно 43 000 солдат, остальные 11 000 человек попали в плен вместе со всеми средствами транспорта и тяжелым вооружением. Премьер-министр Александрос Коризис покончил с собой. Греческие солдаты по одному спускались с гор, большинство заранее бросало оружие. «В какой-то момент, – писал очевидец, – я заметил капитана, который поднялся на бугор и обратился к тысячам собравшихся вокруг людей. Он крикнул им: “Друзья, увы, наша страна проиграла войну”. Они ответили ему диким, чудовищным, противоестественным воплем: “Зето!” По-гречески это “Ура”, вернее, “Будем жить!”»³³

Но такие проявления чувств могли разве что временно утолить страдания народа под игом жесточайшей оккупации. Некий греческий генерал сказал офицеру ВВС Георгию Цаннетакису: «Георгий, мрачная ночь опустилась на нашу страну!»³⁴ 27 апреля в столице Греции немецкий офицер Георг фон Штумме разговаривал с архиепископом Иеронимом. «Первым делом он заявил, что всегда мечтал посетить Афины, ведь он столько читал об этом городе и в школе, и когда учился в военной академии…» Архиепископ перебил его и сказал: «Да, до войны у Германии было в Греции много друзей, и я принадлежал к их числу». Теперь с дружбой было покончено. Грек, узнавший об этом разговоре, писал: «Фон Штумме понял, что в Греции он, быть может, сумеет найти сколько-то квислингов, но друзей ему не сыскать»³⁵

.

Три недели спустя, 20 мая, немцы высадили десант на Кипре. Британские и новозеландские подразделения на северном побережье острова сражались отчаянно и в первый день вторжения сумели нанести вражеским парашютистам существенный ущерб. Но 21-го немцы захватили аэродром Малеме, куда начали прибывать основные их силы. Контратака англичан не увенчалась успехом, и за следующие шесть дней обрушившиеся с воздуха десантники смяли оборону англичан и пришли на выручку своим отрядам, засевшим в Ретимноне и Гераклионе. Англичане отступили. «Все страшно устали, боевой дух в войсках угас, – вспоминал Ян Стюарт, батальонный санитар. – Нелегкая выдалась прогулка, по высоким горам, чаще всего ночью, медленно-медленно, слышно только, как фляги звенят, да споткнешься порой о товарища, который сбился с дороги. А лучше всего запомнилась роса на цветах, ароматы Кипра, очень крепкие, такое не изгладится из памяти». Другой офицер заметил: «Этот поход раскрывал в человеке все лучшее, христианское, но и самое скверное в его природе, его эгоизм». Генерал-лейтенант Бернард Фрейберг, новозеландец, возглавлявший оборону, не видел другого выхода, кроме эвакуации. К ночи 30 мая, когда флот вынужден был прекратить дорого ему обошедшуюся спасательную операцию, удалось вывезти 15 000 человек; 11 370 попали в плен, а 1742 человека погибли. Новозеландец слышал, как те, кто оставался на берегу, получили приказ сдаваться. «Наступила глухая тишина. Слышно было, как падает булавка. Каждый оставался во власти собственных мыслей, если, конечно, мог еще размышлять. Время от времени где-нибудь в канаве, вади, раздавался выстрел – какой-то бедолага предпочел покончить с собой. Вскоре я впервые в жизни услышал немецкую речь: “Alle man raus, schnell, schnell” – поднял глаза и увидел солдата, который стоял с винтовкой наготове. Нас погнали обратно в Канею, точно стадо баранов».