Вторая мировая война. Ад на земле

Восьмая армия отличалась пестрым национальным составом. Новозеландская дивизия (впоследствии корпус) считалась образцовой, солдаты проявляли лучшие качества своего народа – надежность и решительность. Высоко ценились также два австралийских дивизиона, особенно после того, как сложилась легенда о стойком сопротивлении «динго» в осажденном Тобруке. Однажды немецкий офицер наорал на пленника: «На хрена вы, австралийцы, явились сюда воевать за гадов-англичан?!»⁵⁰ Военный корреспондент Алан Мурхед писал о «людях из доков Сиднея и с овечьих ранчо Риверины, этих образцах отваги с тощими грязными лицами, в высоких ботинках, с револьверами в карманах. Большими разлапистыми ладонями они крепко держат свои винтовки и ухмыляются, вечно ухмыляются». Эти ребята, недисциплинированные, зачастую и не имевшие хорошего начальства, безусловно, заслужили свою грозную славу, в особенности ночными вылазками. «Австралийцы считали себя лучшими в мире вояками, – писал английский офицер, – и по праву»⁵¹. Он уточнял, что подразделения австралийцев держались на «товариществе», а это для настоящего солдата куда более сильный стимул, чем абстрактная цель войны.

Не столь однозначны были отзывы о южноафриканцах в составе армии Окинлека. В благоприятные дни эта дивизия тоже хорошо сражалась, но в тяжелые времена не слишком хорошо проявляла себя. То же самое можно сказать и об Индийской армии: порой тут тоже демонстрировали замечательное умение воевать, совершали подвиги, но не приходилось рассчитывать на надежные и постоянные результаты. Британцы по заслугам ценили своих любимцев гуркхов, но и в этом подразделении не каждый был героем. И сколько бы белые офицеры ни уверяли себя в том, что их люди преданы королю и главе империи, на самом деле Индийская армия состояла из наемников. Элитой Восьмой армии считались собственно английские подразделения – Седьмая бронедивизия, «Крысы пустыни». С уважительной опаской относились немцы и к британской артиллерии. Но старые конные полки, кое-как пересаживавшиеся с лошадей на танки, были склонны к подвигам бездумной опрометчивости в соответствии с худшими традициями кавалерии.

И еще одна существенная проблема, от которой не удалось избавиться до конца лета 1942 г.: недоверие бойцов к собственному верховному командованию. В особенности парни из колоний полагали, что их жизнями рискуют, а порой и жертвуют во имя плохо продуманных планов и не таких уж важных целей. Досадовали на огромный «хвост», который вел себе привольную жизнь в Египте, в то время как солдаты сражались и погибали в пустыне. Британский артиллерист озлобленно писал: «Я понял, что на каждого из нас, потеющего в грязи и пыли Западной пустыни, приходится двадцать шляющихся по барам и ресторанам, ночным клубам и борделям, спортивным клубам и ипподромам Каира»⁵². Другой солдат написал циничную песенку от лица этих счастливчиков:

Мы не бывали к западу от Гезиры,

Не заходили к северу от Нила,Не проходили мимо пирамид,

От сфинкса никуда не уходили.Мы сражались в «Шеперде», в баре «Континенталь»И как вдарим по ланчу в Терф-клубе,

Награжденные Африканской звездой.

Премьер-министр Великобритании разделял чувства своих солдат. Чтобы содержать армию в стране, где отсутствовали промышленность и развитая инфраструктура, сложная система поставок была необходима, но неужели требуется СТОЛЬКО людей, бушевал Черчилль, чтобы заниматься логистикой и администрированием? На фронт бы их всех!

Сражавшиеся в пустыне испытывали меньше трудностей, чем те, кто попал в Россию, Бирму или на острова Тихого океана, но недостаток воды пугал всех. «С первого часа после рассвета нам начинают досаждать мухи, – писал итальянский офицер. – Песок забивается в рот, в волосы, в одежду, нет никакой возможности избавиться от жары»⁵³. Уже знакомый нам Пьетро Остеллино писал домой в августе: «От одного этого климата можно впасть в безнадежность. Мы целыми днями страдаем от адской жары, от тени нет никакой пользы – дует удушливый ветер. Вся долина превращается в раскаленную печь. К восьми вечера ветер стихает, но тогда мы задыхаемся»⁵⁴. В танках температура поднималась до 40 и даже 50 градусов. Открывать люки было бессмысленно – внутрь ссыпался горячий песок.