Правда, еще раз, уже к концу съемок, поспорили из-за ритма: «Вы, Алла Сергеевна, вместе с Гундаревой принесли в картину какие-то сегодняшние, уличные ритмы. Я не успеваю ничего оценить. Куда вы так мчитесь в сцене «холеры», например? Вы забываете, что в те времена эти люди ходили с зонтиками, не спеша и ездили в экипажах на лошадях». – «Но, Иннокентий Михайлович, люди, которых вы имеете в виду, и сегодня так же живут – не спеша – и медленно говорят и ходят. А мы играем интеллигентов XX века; вспомните скороговорку Андрея Белого, многословие Бердяева, да и бесконечные монологи самого Горького…»
И опять в ответ слышу обиженное: «Ну почему меня никто никогда не понимает…» Говоря это, Иннокентий Михайлович, видимо, забывал, что своего Иудушку Головлева на сцене МХАТа играл быстро, легко и по-современному просто.
Иннокентий Михайлович хоть и корил меня, что, кроме своей роли, я ничего не вижу и не понимаю общего течения фильма, сам очень часто смотрел на другие роли и делал замечания актерам только с позиции своего видения образа Протасова.
А что касается ритма в сцене «холеры»… Ведь она уже в конце пьесы. Вначале у меня Елена медленная, вальяжная, с растянутой пластикой, а в конце она из револьвера стреляет в толпу, так что к сцене «холеры» надо было нагнетать ритм. Но я понимаю, что Протасова действительно не должны касаться эти лихорадочные ритмы, он действительно не замечает приближающейся холеры, и, конечно, его раздражала моя поспешность, то есть раздражала – Протасова, а не Смоктуновского, но Иннокентий Михайлович уже не делал различия, потому что был абсолютно в образе…
Говорят, опыт учит… Вот еще одна звонкая, детская истина.
Да, опыт учит. С годами, например, становишься терпимее к непрофессиональности людей, от которых зависишь в работе, с годами видишь результат с самого начала и понимаешь, какой долгий и трудный путь надо пройти до этого результата и какие неминуемые потери возникают на этом пути, но уже нет сил бороться с ними. С годами понимаешь, что результат – это всего лишь кладбище благих намерений, и все чаще и чаще отказываешься от предлагаемой роли, потому что легче отказаться и потом не мучиться долго несделанным, чем, как в молодости, нырять с головой в работу, не задумываясь – выплывешь ли…
Не только игра воображения
В нашем Театре на Таганке все что-нибудь умели – петь, играть на гитаре, рассказывать веселые истории!.. Я ничего не умею. Это как ужасное ощущение в гостях: сидит в углу унылый пришелец и не может ни тоста произнести, ни анекдота рассказать и чувствует себя каким-то иждивенцем – перед ним выступают, его веселят, развлекают, а он бы и посмеялся во весь рот, да неловко – как будто он за вход не заплатил. Так и сидит. И знает, что скоро и приглашать не станут.
Я думаю, что актеры – люди в основном все застенчивые.
Когда мне иногда приходится выступать на шефских концертах или перед зрителями на творческих вечерах и нужно выйти не как в спектакле – закрывшись «другим образом», а быть один на один со зрителем, – особенно остро чувствуешь разницу между «вовлечением» сцены и «развлечением» эстрады. Я часто вспоминаю тех неумелых мальчиков и девочек, что старались быть массовиками-затейниками, и почему-то верю, что кто-нибудь из них, один из них, всего один – прорвался и сейчас где-то в санатории или на теплоходе кричит в микрофон, чтобы все танцевали вальс и дамы приглашали кавалеров, и у него это очень хорошо получается.
Я всегда верила в преодоление, в тот труд, который происходит внутри нас в часы так называемого досуга. Мне не предлагают комедийные роли, говорят, что это не мое амплуа. Но я верю, что смогу, и верю, что мне их еще предложат. Если доживу, то стану очень забавной старушкой – буду сыпать прибаутками и рассказывать смешные, неправдивые истории.
У нас, у актеров, без исключения, исполнилось хотя бы одно, но очень большое желание – стать актером. Ведь артистами не становятся случайно, каждый, кто им стал, очень этого хотел. Но в ежедневном мелькании, суете и неудачах мы совсем забываем эту очевидную вещь: мы же счастливчики – работа нам милее, чем досуг, на досуге мы часто шатаемся как потерянные, и кто не нашел себе побочных занятий, «хобби», тому остается, как мне, только работать – незаметно, медленно меняя себя для других ролей, находя те, которых еще не было, которыми, может, впоследствии и себя удивишь. «На досуге» я сыграла небольшую роль Потаскушки в картине М. Швейцера «Бегство мистера Мак-Кинли». Это было преодоление. Здесь я полностью отошла от себя – внешне и внутренне. Я таких ролей никогда не играла, прежде я едва ли на это решилась бы… «На досуге» написала несколько книг и надеюсь написать еще.