Второе рождение Жолта Керекеша

– Роскошный у нас будет денек! – сказал он.

– Как ты с этакой глыбой взберешься на гору? – спросил Жолт, кивнув на здоровенный рюкзак.

– Может, потащим его по очереди… – нерешительно сказал Дани и смущенно потер свои худенькие плечи.

– Ах, какой ты у нас остроумный! Нет уж, мой мальчик, каждый потащит свой собственный груз.

– Ладно, как-нибудь дотащу, – сказал Дани с легкой обидой.

Он ждал утешения, ободряющих слов, но Жолт безучастно молчал.

Наконец поезд тронулся.

Дани вынул путеводитель по Зебегени и стал листать, надеясь привлечь внимание друга. Но Жолт смотрел в окно на пробегающий мимо пейзаж, на встречные поезда, на вереницу «шкод», выстроившихся на открытых платформах товарного поезда, и молча злился. Для чего он хитрил с самим собой дома, не взял почти никаких вещей, даже куртки не взял, только бы идти налегке! Для чего? Чтобы сделаться вьючным ослом у этого несчастного лилипута! Тащить на себе его чертов рюкзак! Ну и кретин же Дани! Целыми днями бренчит на гитаре и запоем читает книги. А от родителей все равно ему достается.

Не выдержав длительного молчания, Дани стал объяснять:

– Понимаешь ли, я торговался как мог. Я старался избавиться от пуловера, одеяла, половины консервов, коробки с едой… Но спорить с мамой – гиблое дело. Все-таки она настояла…

Жолт в ответ что-то буркнул.

– Зато у нас вдоволь вкуснейших мясных консервов.

– В этом твоя беда, – сказал Жолт.

– В чем?

– В том, что ты препираешься! Язык не держишь на привязи.

– Беда вовсе не в этом.

– Не надо болтать языком! Разумные существа языком не болтают. Разумные существа запихивают лишний скарб в шкаф и говорят на прощанье: адьё.

– Тут, старик, дело в другом. Главное заключалось не в этом. Меня попросту не хотели пускать.

– Из-за меня?

– Из-за тебя. Стоит только назвать твое имя, как всех начинает трясти.

– Маму тоже?

– Конечно! И еще как! Знаешь, что она говорит? Жолт мальчик хороший, но у него один недостаток: он ненормальный.

Жолт хотел что-то сказать, но передумал и отвернулся к окну. Поезд мчался мимо бесконечных скошенных желтых полей, после ливня блестевших, как лакированные, мимо высившихся шпалерами вдоль шоссе исполинских пирамидальных тополей.

– Они еще не забыли прошлогодний взрыв, – сказал Дани.

– Подумаешь, взрыв! Жалкая дырка в земле.

– А ограда?! Ограда частично тоже ведь обвалилась. Слушай, старик, дома меня чуть не связали. Мама уверена, что именно ты вечно втягиваешь меня во всякую пакость.

Жолт молчал. В глазах его промелькнули темно-синие тени.

– Конечно, она не совсем так сказала, – поправился Дани.

– Все равно. Ты бы слышал, что говорит про меня мой отец.

– Что?

– Это неважно. Знать о себе можно много всего, но, если очень захочется, можно про это забыть, и конец. Скажем, так: ночью во сне ты видишь какую-то ерунду. Правда?

– Да!

– Вот мне недавно приснилось, что зовут меня Повер, и во сне все меня так и звали: Повер. Понимаешь? Это было ужасно, страшная чертовщина, потому что я никак не мог вспомнить свое настоящее имя. Зато утром я совершенно забыл про Повера и знал только одно: меня зовут Жолт.

– Как же ты вспомнил его сейчас?

– Кого?

– Да Повера же.

– Не знаю. Простая случайность. Ну ладно. Мы уже в Ваце. А с твоим рюкзаком что-нибудь да придумаем, – прибавил он неожиданно.

– Но ведь все, что я взял, мне придется тащить назад. А дома увидят, – сказал Дани уныло.

– Беда твоя в том, что ты трусишь, как заяц. Есть у тебя какое-нибудь свежее чтиво?

У Дани заблестели глаза.

– Есть. Папина книга. Про любовь. Я ее свистнул. Один субъект в ней выражается так: девушка – будто наглый лепесток цветка.

– Наглый лепесток цветка?

– Ага. Ты когда-нибудь видел, чтобы лепесток вел себя нагло?

– Старик, я ломаю над этой проблемой голову. Это, видишь ли, поэтично.

– А по-моему, психопатично.

В это время к купе подошел невысокий человечек с румяными щеками и седыми усами.

– Младенец с усами, – прошептал Жолт.

После долгих раздумий человечек вошел в купе и скромно сел в уголок.

– Не хотите ли сесть к окну? – спросил его Жолт.

– Да нет, мне и здесь хорошо, – приятно удивленный, сказал старичок.

– У окна лучше, виден пейзаж, – настаивал Жолт.

– Сиди на месте, не беспокойся, сынок. Вы куда едете?

– В Кереченалмади.

– Куда?

– В Кереченалмади.

Старичок был озадачен.

– Я такой деревни не знаю! – сказал он сокрушенно.

– До нее еще далеко, – сказал в утешение Жолт.

Старичок затих, и казалось, будто он роется в памяти, отыскивая там деревню под этим названием.

Дани тихонько хохотнул. Жолт строго взглянул на него, и Дани сделал гримасу, как будто его поймали с поличным.

– Отдыхать? – спросил старичок.

Поезд стоял, в купе витали скука и тишина.

– Мы едем к бабушке, – сказал Жолт.

– Стало быть, едете в гости к бабушке.

– Переезжаем, – обронил Жолт.

– Навсегда?

– Нас, знаете, распихали по родственникам. Я и младший братишка попали к бабушке.

– Как же зовут братишку?

– Йожо… Веди себя прилично и не хихикай, как дурачок!

Дани гримасничал, фыркал, и старичок смотрел на него неприязненно.

– Ты, как я вижу, за ним следишь, и правильно делаешь: за ним, конечно, надо следить.