Второе рождение Жолта Керекеша

– Не спорю, Амбруш как личность оказывает на мальчика благотворное влияние. Но все остальное – блеф. Знаешь ли ты, что, когда Фери сообщил мне свои премудрые выводы относительно Жолта, мне понадобилось все мое самообладание, чтобы сдержаться, не выйти из себя? Тринадцать лет я слежу за каждым движением сына, и вдруг на сцену выходит великий чародей и ошеломляет меня несколькими банальностями, которые он выкопал из своих тестов. То, что он мне сказал, не было для меня откровением. Мальчик декоцентрирован. Грандиозно! Открытие Америки! Он жаден до нового, любознателен, но объекты его любознательности постоянно меняются. Очередное открытие Америки. Я вежливо сказал Амбрушу, что я весь внимание. Следующее откровение: расстройство речи, возникшее у него в три года, результат того, что он якобы не смог безболезненно пережить распад семьи. Еще бы! Такое вообще нелегко пережить, даже любому взрослому человеку. Он шепнул мне, что Жолт страдает отцовским комплексом. Под этим, очевидно, следует понимать, что мальчик боится меня и моих к нему требований и старается это как-то уравновесить. Потрясающее открытие, сплошь новизна и свежесть. Когда же он отдал приказ свести мои аналитические беседы с сыном до минимума, у меня появилось желание поздравить его. Что может быть нелепее всего этого! Ведь Жолт осатанел именно тогда, когда я почти перестал с ним разговаривать… Почему ты молчишь? Ну скажи что-нибудь!

– Получается вот что, – медленно проговорила Магда, – все, что ты знал, Амбруш узнал через мальчика.

– Я должен этому верить?

– Ты должен этому радоваться.

– Милая, чему же я должен радоваться? Его трюкам? Надеюсь, он сумел узнать через мальчика, что мое настойчивое требование не провалиться по математике исходит не от меня одного.

– Возможно, Амбрушу удалось и это.

– Смешно!

– Тамаш… спорить с тобой сейчас трудновато… но тут, по-моему, дело в другом. Мне кажется, что главное состоит в подходе Амбруша. Именно подход Амбруша и есть та неведомая сила, которая, очевидно, и обладает особой властью над мальчиком. Возможно, какой-то магической властью. А ты возмущен, что эта власть не твоя.

Керекеш остолбенел.

– Разумеется. Я не настолько эмоционален. Я просто не верю в метод лечения Амбруша. Какие-то заклинания. Это блеф. Через две недели он возвращает парню здоровье. Возможно, Жолт больше не будет заикаться. Это возможно. Но что еще изменилось? Его нервная система окрепла? Амбруш избавил его от наследственной расслабленности? Теперь мальчик станет трудиться, теперь у него появится чувство обстановки? Чудо-доктор сотворил ему новый характер? Вздор! Все осталось, как было. Он поддерживает Жолта с помощью весьма зыбких, туманных советов, а я по-прежнему буду бороться, как зверь, чтоб не стыдиться за собственного сына, не искать ему легких путей и не засунуть потом в какую-нибудь дыру, где его будут только терпеть, как терпели когда-то Тибора. Почему никаких этих комплексов нет у Беаты? Я ведь тот же, а Жолт и Беата такие разные!

– К счастью, – вставила Магда.

– К счастью для Беаты, – быстро уточнил Керекеш. – Труд для Беаты естественен, Беата знает, когда, что и кому сказать. Беата безошибочно чувствует, с кем она говорит, и заранее обдумывает манеру речи. А Жолт?

– Оставим это. Почему Жолт должен обдумывать все заранее? Ему только тринадцать лет.

– Скоро четырнадцать. А он лишь попусту тратит время. Так же, как его мать.

– Тамаш, мне неприятно слушать это.

– А мне неприятно говорить.

– К тому же это какое-то упрощение, внушенное злостью. Мать не виновата. Что она может с собой поделать? – сказала Магда.

– Упрощение? Пусть так. Но упрощаю не я, а жизнь. Дети приносят с собой задатки то отцов, то матерей. Таков закон. Закон этот иногда бывает хорош, иногда плох… Который час?

– Четверть одиннадцатого.

– Вот, пожалуйста. Он не чувствует, что его ждут. Или ему на это попросту наплевать. Ты думаешь, с ним что-нибудь такое стряслось?

– Нет, не думаю.

Мысли у Магды метались, как в лихорадке. Но ни муж, ни она не желали признаться, что каждого из них гложет тревога. Они замолчали.

Керекеш потирал лицо, Магда давила в пепельнице еще горящую сигарету.

– Словом, помочь ничем нельзя, – раздраженно бросил Керекеш.

– Можно. Но помощи надо ждать не от Амбруша.

Керекеш вмиг перенял ее тон, и оба яростно кидались словами.

– От кого же?

– От самого Жолта.

– Ты в это веришь?

– Только в это я верю.

– Прекрасно!

– Мальчик для тебя как камень на шее.

– Это ложь!

– Нет, не ложь! Зачем отрицать! Ты знаешь, что такое снежная слепота?

– Я столько лет так страшно напрягал свое зрение, что ничего удивительного, если я ослеп.

– Тамаш, я очень боюсь, что ты не сможешь ему помочь.

– А кто поможет? Отступиться от него я не могу. Все-таки я отец.

– Мальчик чувствует, что ты не веришь в него.

– Это он чувствует прекрасно. И я поражен, что он согласился продлить каникулы.

– Ему посоветовал это Амбруш, а он с доверием…

– К черту доверие! Почему он не стал брыкаться, что его причислили к контингенту больных? Он ведь не болен! По-моему, больше месяца, как он совершенно здоров.